Игорь Ягупов - Факультет

– Марина, эту тему еще раньше выбрала Инна Цурихина. Тебе придется искать другую, Марина.

На Маринку жалко было смотреть.

– Послушай, давай я пойду к Сомову и подтвержу, что тема была свободна, кода ты ее выбирала? – предлагаю я.

– Не надо, – всхлипывает Маринка. – Сомов скажет, что Цурихина писала невидимыми чернилами, или еще что-нибудь.

Маринке пришлось сдавать «гос», а про народную партию Свазиленда поведала комиссии Инна Цурихина…

66.

Я вывожу в тетрадке: «13 сентября I990 года». Я готовлюсь конспектировать лекцию Смирнова по советской литературе.

– «Тихий Дон» как роман-эпопея, – оглашает Альберт Сергеевич тему очередной лекции.

Я пишу: «Т.Д» – роман-эпоп». По-научному это называется скорописью. Маринка Дуничева рисует на полях моей тетрадки жуткого вида лошадь…

– В центре «Тихого Дона» – социальная и духовная жизнь народа, не только казачества, в переломную, трагическую эпоху революции и гражданской войны, – начинает Смирнов, мерно покачиваясь в такт своей заунывной лекции. – Шолохов показывает, что произошло с народом в целом и что происходит с отдельными человеческими судьбами. То есть, на первом плане у Шолохова – человек. Шолохов старается быть объективным. Картины народной жизни занимают у него центральное место. Они показаны широко и в эволюции, а не в статике.

В начале романа имеется своеобразный эпический зачин. Это предыстория семьи Мелиховых. Шолохов психологически мотивирует необычность характера, темперамента Григория Мелихова, противоречивость его натуры…

– Что это за лошадь, Марина?

– Это конь. Гнедок.

Я начинаю рядом рисовать вторую уродину.

– Так, Григорий не может владеть собой в определенных случаях, не может обуздать себя, – это опять Смирнов. – Вся его жизнь соткана из противоречий. Это восходит к тому, что его бабка была турчанкой. Дед же тоже вел себя, как Григорий. Григорий способен противостоять общепринятому. Он не боится быть «белой вороной». Уже в предыстории автор показывает многие особенности казачьей жизни. Потом Шолохов подробно изображает казачью среду – семьи Мелиховых, Астаховых, Коршуновых. Он показывает их жизнь безо всякой идеализации. Так, он показывает патриархальные отношения в казачьей среде. Автор показывает сословную психологию казачества. Например, плохое отношение к чужакам…

– А это его жена, – говорю я Маринке. – Гнида.

– Все, – заявляет она, бросая вслушиваться в ахинею Смирнова, – давай рисовать «видеоклипы»?

Я хладнокровно киваю…

– Таким образом, – надрывается Смирнов, – Шолохов показывает не только жизнь людей в целом, но и многообразие отдельных личностей. Человек у него – существо не только социальное, но и биологическое. Шолохов показывает, что на судьбу человека влияют не только социальные, но и личностные качества, физические даже…

– Это наездник Гниды, – объясняю я. – Его зовут Разгульдяй.

– А это что у него в руке?

– Это не рука – это нога. Со шпорами.

– Нога со шпорами?

– Сапоги со шпорами. Но они тонкие – их не видно. А шпоры видны.

– А вот тут, на носу, что?

– Это ухо, а не нос!

– Ладно, – криво улыбается Марина. – Сейчас будет наездник и для Гнедка! – и берет в руку ручку…

Мы с Дуничевой рисуем видеоклипы. Текст безразмерного романа пересказывает Альберт Сергеевич Смирнов…

67.

Альберт Сергеевич преподавал нам советскую литературу. Единственным достоинством его лекций было разжевывание содержания никогда нами не читаных книг. Всех этих Бондаревых, Васильевых, Быковых и прочую литературную нечисть мы отвечали по конспектам Альберта Сергеевича и отвечали хорошо.

Он знал море книг, до которых у меня не доходили нервы. Именно нервы. Ибо руки мои были на месте. И эти руки держали эти книги. Но уже к третьей странице нервы мои иссякали… Альберт же Сергеевич прочел их все, запомнил содержание и даже мог доступно пересказать его нам более или менее близко к тексту

Но иногда доступность лекций Смирнова обращалась против нас. Это бывало в те редкие моменты, когда мы проходили писателей хороших, тексты которых мы прекрасно знали. Вот это была мука мученическая!

– И тогда в Москву приехал дьявол, – говорит, раскачиваясь, Альберт Сергеевич. – Там, в романе, он сразу так, правда, не называется. Его фамилия – Воланд. Во-ланд. С «д» на конце. В-о-л-а-н-д. С «д» на конце…

Мы мученически закатываем глаза, зеваем, нервно чешемся во всех местах.

На таких лекциях мы платили за все…