Джон Дуглас: Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц

Откуда я все это знаю? Нет, профайлер – не провидец, просто преступники сами рассказали мне об этом. А после того как слышишь одни и те же истории несколько раз, сам можешь их рассказывать. Если жертву изнасилования и убийства оставили лежать на полу, прикрыв простыней, совершенно ясно, что это не попытка спрятать тело, по крайней мере, у здравомыслящего преступника. Это попытка вернуть ей человеческое достоинство или физически укрыть от глаз того, кого мучает совесть за преступление. И мне рассказали об этом убийцы, прикрывавшие тела своих жертв.

Один случай подтвердил нашу способность «предсказывать», о чем думает убийца. Я уволился из ФБР пару лет назад и находился на востоке, в одной из тюрем, где разговаривал с осужденным убийцей по просьбе совета по условно-досрочному освобождению. Совет хотел узнать мое мнение: стоит ли выпускать его за хорошее поведение. Насколько мне известно – и своим клиентам я открыто об этом говорю – вопрос совсем в другом: совершит ли он новое преступление, если окажется на свободе? Я провел с тем парнем много времени, чтобы подорвать его сопротивление, заставить говорить правду, чтобы выяснить, к моему собственному удовлетворению (а) осознает ли он, что в действительности совершил, и раскаивается ли; и (б) находит ли он по-прежнему эмоциональное удовлетворение в том, чтобы манипулировать другими людьми, доминировать над ними, контролировать их и решать, жить им или умереть. Все, что он говорил, укладывалось в паттерн, который я слышал множество раз от других мужчин в такой же ситуации – мужчин, чей образ мысли, преступления и мотивацию я изучал больше двух десятилетий. И поэтому, излагая свои соображения совету, я был вполне уверен в том, что они обоснованные. Когда люди, работающие в криминологической или судебной психологии, говорят, что не могут предсказать, возьмется преступник за старое или нет, это означает, что они и правда этого не знают, потому что не проводили непосредственных исследований и не имеют соответствующего опыта. Я не утверждаю, что могу с уверенностью заключить, совершит ли конкретный субъект очередное убийство, если дать ему такую возможность, но совершенно точно могу указать совету на степень риска, который влечет его освобождение.

В ходе исследований мы выяснили, что большинство жестоких преступников объединяют два фактора. Один – это чувство собственного превосходства и величия: правила человеческого общества не для них, они слишком умны или талантливы, чтобы с низов пробиваться наверх или жить в соответствии с принятым укладом. Второй – столь же острое чувство своей несостоятельности, неспособность адаптироваться и страх в очередной раз оказаться неудачником. И поскольку первое чувство обычно лишает их желания учиться, работать, исполнять свой долг – называйте, как хотите, – они обычно не готовы ни к работе, ни к отношениям, которые приносят удовлетворение нормальным людям. И это лишь укрепляет их в статусе неудачника.

Главная мотивация большинства – если не всех – этих ребят, это стремление к власти и контролю, происходящее из детства, проведенного в среде, где они чувствовали себя беспомощными и лишенными контроля. И хотя у многих детей, росших в подобной обстановке, наоборот, развиваются стратегии и навыки адаптации, те, у кого их нет, превращаются в злобных, раздражительных, жестоких взрослых и могут стать преступниками. Нельзя отрицать, что психологические травмы остаются у большинства людей, над которыми в детстве издевались. Но ребенок, который перенаправляет свое раздражение, боль и гнев, например на спорт, – становится популярным игроком школьной команды с целым альбомом газетных вырезок и фотографий, посвященных его достижениям, – вырастет куда более благополучным взрослым, чем тот, у кого не будет такой отдушины и кто попытается утишить свои негативные переживания, заставляя страдать других, например мучая животных, прежде чем перейти к взрослым преступлениям и куда более мрачным вырезкам в альбоме. Способность манипулировать, доминировать, контролировать жертву, решать, жить ей или умереть – и как, – на время устраняет ощущение собственной неполноценности, восстанавливая баланс. Он начинает чувствовать свое превосходство, и это кажется ему полностью оправданным. Иными словами, насилуя и убивая, он восстанавливает порядок в мире.

Вы наверняка заметили, что я все время говорю о мужчинах. По определению, это сексизм, но – тоже по определению – насильники всегда мужчины. И отдел бихейвиоральных наук ФБР и (даже в больше степени) Энн Берджесс с коллегами изучали женщин, выросших в схожей неблагополучной среде, как и мужчины из наших тюремных интервью. Но по каким-то запутанным причинам, женщины не компенсируют свою фрустрацию и психологические травмы таким же агрессивным образом. Они могут причинять себе вред, прибегать к наркотикам или алкоголю, выбирать жестоких мужчин, которые будут «наказывать» их, как они привыкли, заниматься проституцией или совершать самоубийства. Они могут даже издеваться над собственными детьми. Но за крайне редким исключением они не становятся чудовищами, как мужчины, и не выплескивают свой эмоциональный или сексуальный гнев на незнакомых людей. Возможно, отчасти это объясняется «складом» мужского и женского мозга или доминированием эстрогена над тестостероном. Но женщины – не хищники и не насильники. Конечно, хотя наши рассуждения относительно мотивов относятся к мужчинам, чем лучше женщины понимают их мотивацию, тем лучше могут распознавать угрожающее поведение и справляться с ним.