Максим Шардаков - Аркадий Хренов. Прорываясь к Победе

– Что ты мелешь? Почему это? – снова начал раздражаться Мерецков.

– ДОТ крепок – это, положим, верно. Но бесполезен: посадка не выверена – всё на глазок, на авось, на отвяжись… Это вообще не ДОТ, а барсучья нора. Зачем так зарываться было? Да гляньте в центральную амбразуру – не видно ж ничего, кроме облаков на небе! Из него что, по самолётам стрелять будут или по уткам?

– Гладко на бумаге, да забыли про овраги! – Хренов показал рукой на правый фланг. – А второй ДОТ справа слишком высоко поднят, хотя он и без того на взгорке стоит.

– По проектным расчётам ошибок быть не может, всё несколько раз проверено, – вклинился в разговор руководитель строительства.

– Так оно, наверное, и хорошо? С высоты дальше видно, километра на полтора обзор увеличивается, – возразил Хренову начштаба, когда инспекция вернулась к ДОТу.

– Зато под самым носом ничего не видно – смотрите, какое огромное мёртвое пространство! – начинж попытался показать его размер рукой, но, увидев, что его не поняли, неожиданно приказал одному из сопровождающих красноармейцев:

– Товарищ боец, принесите «Дегтярёва»! – и, с улыбкой обернувшись к командующему, спросил:

– Не забыли ещё, как с этой машинкой управляться, а, Кирилл Афанасьевич?

– Да я ещё тебя научу, Хренов! – Мерецков уже догадался о хитрости своего начинжа и, засучив рукава, встал за пулемет.

А Хренов, взяв с собой двух сапёров с гранатами, резво отбежал метров на пятьсот вперед от ДОТа. Взмах руки – и трое смельчаков кинулись в атаку…

Юркая фигурка начинжа никак не попадала в прорезь прицела пулемета, а затем и вовсе пропала. Мерецкову пришлось нагибать дуло вниз до самого упора, но Хренов был уже недосягаем для условного огня. Мёртвое пространство было никак не меньше восьмидесяти метров. «Куда же он спрятался?» – только и успел удивиться Мерецков, как в амбразуру вкатились две учебные гранаты и шмякнулись о бетонный пол.

– Бум! – раздался веселый голос начинжа из-под самой амбразуры.

Мерецков вышел из ДОТа, покачал головой и с удовольствием поглядел на смущённо улыбающихся бойцов и своего заместителя, который невозмутимо выковыривал охвостья репья из фуражки:

– Шах и мат, товарищи командиры! Хренов всех нас убил! – а про себя подумал: «Сработаемся!»

После того как Хренов детально и толково объяснил ошибки, допущенные при строительстве, и, главное, показал, как их быстро и без ущерба для дела устранить, Мерецков сказал присутствующим, что все подписи, которые он поставил до консультации с начальником инженерных войск, следует считать несуществующими и отдал приказ на переделку.

– Отныне и впредь Хренов в соответствующих вопросах – моя правая рука, и его мнение является решающим! – заявил командующий, и эта успешная практика утвердилась на многие годы. Как и крепкая фронтовая дружба Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова и генерал-полковника инженерных войск Аркадия Фёдоровича Хренова.

В конце 30-х годов прошлого столетия белофинская военщина была просто одержима антисоветскими настроениями и мечтала предоставить финскую территорию в качестве плацдарма для нападения на СССР. В беседе с посланником Финляндии в СССР Юрьё-Коскиненом глава наркоминдела Литвинов отметил: «Ни в одной соседней стране не ведётся такая открытая пропаганда за нападение на СССР, как в Финляндии». Причём правящая верхушка нашего северного соседа на тот момент ещё не знала, кому из агрессоров отдать предпочтение (не исключалась не только германская, но и агрессия со стороны англичан и американцев), и на всякий случай заигрывала со всеми сразу. Вовсю шло строительство оборонительной линии Маннергейма – самой, пожалуй, сильной в инженерном отношении полосы за всю историю войн.

А от финской границы до Ленинграда было всего-то 32 километра – один марш-бросок! Финляндии было сделано несколько разумных предложений по изменению пограничной линии. В них не было ничего такого, что могло бы унизить финнов, скорее – наоборот. СССР предлагал в три раза большие территории, чем получал взамен. Даже немцы нашли эти предложения более чем приемлемыми и посоветовали финскому правительству, не мешкая, с ними согласиться. Сталин резонно убеждал белофиннов, что передвинуть Ленинград невозможно, а границу – очень даже вполне, но те упорно стояли на своем. Переговоры зашли в тупик, после чего Молотов развёл руками: «Что ж, мы, гражданские, бессильны что-либо изменить, теперь слово за солдатами…»