Валерий Федоров: Погружение разрешаю

На теоретических занятиях нам рассказывали, что рулей в обычном понимании у «Тинро-2» нет. Вместо горизонтального руля – поворотная насадка, похожая на обыкновенную бочку с выбитым донцем, положенную набок. Насадка поворачивалась вправо или влево гидравликой. Струя воды от винта горизонтального движителя ударялась о внутреннюю поверхность насадки, отбрасывалась в сторону, и в ту же сторону поворачивался подводный аппарат. Если струя воды уходила влево от диаметральной плоскости аппарата, то и сам аппарат шел влево. Если, не меняя положения насадки, дать задний ход, то аппарат пойдет в другую сторону.

Маневр в вертикальной плоскости производился только вертикальными винтами: ни насадок, ни рулей не было. Небольшие, вращающиеся в разные стороны винты тоже не вдруг отрывали десятитонную махину от грунта, требуя на разгон несколько секунд. Всем сложным движением аппарата управлял один небольшой ящичек с рукояткой, которая называлась «ЕРУ» – единая ручка управления. Двигая одной этой рукояткой и задавая переключателем скорость, я совершал всевозможные пируэты под водой.

После того, как «Тинро-2» подняли на борт «Ихтиандра», Аронов вызвал меня к себе в каюту, где в сборе была вся научная группа, а также гидронавты. Я стал рассказывать о том, что видел на грунте, как управлял подводным аппаратом, ожидая порицания Марлена Павловича за «помидоры» и «сосиски». Ничуть не бывало! Напротив, он похвалил меня за образное описание этих организмов. «Главное – точно схватить характерные черты животного и наблюдать за его поведением, – сказал начальник экспедиции. – Не нужно пытаться с ходу определять все виды животных под водой. Это должны делать специалисты – гидробиологи и ихтиологи после того, как поймают их тралом. Наблюдатель же должен как можно подробнее описать каждый организм и сделать фотографии. И не надо фантазировать. Описывать нужно только то, что видел под водой». Аронов подвел итог моему рассказу о погружении: «Считаю, что наблюдатель со своей задачей справился».

Эти слова Аронова ободрили меня. Однако для себя я все-таки решил лучше познакомиться с животным миром Черного моря. Для начала я взял определитель и стал разыскивать своих незнакомцев. Это оказалось не так уж трудно сделать. Красный шаровидный «помидор» я нашел в самом начале книги: губка рода суберитес. Прозрачная «сосиска» именовалась в определителе асцидией циона интестиналис.

Я решил удостовериться в правильности определения и взял дночерпателем «Океан-50» пробу донных организмов. Промыв ил, я увидел на тонкой металлической сетке маленькие красные шарики. Это и были мои «помидоры» – губки суберитес. Рядом с губками я нашел студенистые тяжи с двумя бугорками на одном конце – асцидии. Ракушечья мелочь была не чем иным, как фазеолиной. Итак, все мои загадки довольно просто разрешились. С тех пор в рейсах я всегда перед каждым погружением под воду стал опускать дночерпатель, чтобы взять пробу грунта и заранее познакомиться с обитателями морского дна, которых мне предстояло увидеть под водой.

Ну, а главный результат моего первого погружения на дно Черного моря был таков: я стал настоящим гидронавтом, обладателем очень редкой профессии. Мне выдали удостоверение подводного наблюдателя № 4, напечатанное на тонкой папиросной бумаге. Этот листок я бережно храню как память о первом в моей жизни погружении на морское дно. Удостоверение под № 1 выдали Марлену Павловичу Аронову, вторым гидронавтом-наблюдателем стал Борис Выскребенцев, третьим – Валерий Петров. С ними мне предстояло еще не раз побывать в морских и океанских экспедициях.

Еще со школьной скамьи я знал, что в Черном море нет жизни и что причиной тому ядовитый газ сероводород. Но уже в первом погружении подводного аппарата «Тинро-2» я увидел, что дно Черного моря заселено множеством животных. Меня разбирало любопытство: до какой глубины распространяется жизнь на дне и в придонном слое Черного моря? Какие животные там обитают, и как они себя ведут? В моем воображении возникали ужасные картины предсмертных судорог маленьких рыбок, задыхающихся от недостатка кислорода. Ведь всем известно, что большие глубины Черного моря, – это газовая камера, где кислорода нет вовсе.

Благодаря Марлену Павловичу Аронову, начальнику первого черноморского рейса научно-поискового судна «Ихтиандр», я получил возможность своими глазами увидеть, как выглядит граница жизни и смерти в Черном море. Аронов поставил передо мной конкретную задачу – понаблюдать за распределением и поведением мерланга, небольшой рыбки из семейства тресковых. Судя по записям эхолота, мерланг держался возле края шельфа. Туда мы и опустились в «Тинро-2» с Николаем Суровым. Я посмотрел на глубиномер: 90 метров. На дне я увидел уже знакомых мне маленьких двустворчатых моллюсков – фазеолину. Они покрывали примерно половину площади дна. Среди фазеолины то тут, то там поднимались, словно башенки средневековых замков, друзы мидий. Тут же валялись и створки погибших мидий. «Вряд ли их кто-то съел, – подумал я, – скорее всего они просто умерли от старости, тело моллюсков разложилось, а створки остались».