Юрий Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

Разные взгляды на эту проблему имели место всегда. «По словам Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину», – писал еще Бартенев [257]. «Долгое время изучение отношений Гоголя с Пушкиным не было критическим, – считал В. Гиппиус. – Версия о близкой дружбе двух великих писателей не пересматривалась, не уточнялась» [258]. Отношение западных славистов к этой дружбе можно назвать сдержанным, скептическим, а иногда, как мы увидим дальше, ироническим. «А реальной близости между Пушкиным или Жуковским и Гоголем никогда не было», – отмечает Д. Мирский [259].

И крайнее неприятие Гоголя вообще, а не только дружбы с ним Пушкина, можно найти у части литературоведов в эмиграции. «Не успел Пушкин умереть, как Россия изменила ему и последовала за Гоголем, – писал А. Позов. – Это был рецидив русской не-культуры, «непросвещение»» [260]. В. Ильин говорил, что свет России отражается в Пушкине, а мрак концентрируется в Гоголе [261].

У истоков мифа об этой дружбе стоял Белинский, строивший схему развития литературы и поместивший Гоголя сперва «вместе с Пушкиным во главе русской литературы» [262]. Затем Белинский посчитал прозу Пушкина слабой, а творчество Пушкина закончившимся в начале тридцатых годов и создал альтернативу в качестве Гоголя. Пушкин еще здравствовал, а Белинский уже заявил, что «в настоящее время он (Гоголь. – Ю.Д. ) является главою литературы, главою поэтов; он становится на место, оставленное Пушкиным». И еще – «…мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь более поэт социальный, следовательно, более поэт в духе времени…» [263].

Педалирование полезности сделалось важным для марксистской критики: Гоголь «разоблачал», как бы усиливая более нейтральную позицию Пушкина.

Чернышевский преувеличивал политическое значение Гоголя как критика самодержавия. Для него сатирик Гоголь был важнее лирика Пушкина [264]. Повторяя и еще упрощая его, Ленин писал, что новая литература «пропитана сплошь… идеями Белинского и Гоголя» [265]. В советском литературоведении шло укрупнение роли Гоголя как основоположника натуральной школы; дружба его с Пушкиным, сделанным полудекабристом, становилась важным фактором подгонки русской политической истории под большевиков.

Смену оценок удобно проследить на примере уже цитированного нами Гиппиуса. «Личная близость Гоголя к Пушкину в гоголевской литературе заподозрена, и прежняя идеализация их личных отношений – поколеблена», – это слова Гиппиуса, сказанные в начале двадцатых годов [266]. Став заместителем главного редактора полного академического собрания сочинений Гоголя, Гиппиус перестает колебать идеализированные другими отношения двух классиков. Оказывается, «в позднейших рассказах Гоголя о своей литературной близости к Пушкину (о личной близости он никогда не говорил) – нет никаких оснований видеть неискренность». В комментарии к полному собранию сочинений Гоголя (том вышел в 1940 году) Гиппиус теряет чувство меры: «Пушкин – литературный советчик уже завоевавшего себе литературное имя Гоголя» [267]. Как видим, Пушкину дозволено состоять консультантом при известном писателе Гоголе.

Причины, по которым Гиппиус пошел на компромисс, понятны. Постепенно советское гоголеведение, растолкав сторонние точки зрения, расположилось на ложе официального мифа: Пушкин – основоположник современной литературы, Гоголь – лидер критического реализма и друг величайшего поэта, «непосредственный продолжатель и наследник Пушкина» [268]. Томашевский отмечал: «…Почти все основные вещи Гоголя были написаны в период его общения с Пушкиным и под непосредственным руководством Пушкина» [269].

Макогоненко еще углубляет эти отношения, помещая обоих писателей в одну упряжку: «Связь двух писателей, как известно, носила двоякий характер – дружеский и творческий» [270]. Пушкину присваиваются должности «литературного наставника, советчика, воспитателя молодого Гоголя» и, наконец, «собрата по перу» [271]. Даже критик И. Золотусский, относящийся сдержанно к этому братству, пишет: «И вместе с тем нет в России людей, более близких в то время, чем Пушкин и Гоголь» [272].

Попытки сказать критическое слово об этой дружбе Д. Благой назвал «крохоборческой возней» [273]. Рискнем не согласиться. Рассмотрим отношения двух наших любимых с детства писателей с нескольких точек зрения: 1) как представлял эту дружбу Гоголь; 2) как представлял эту дружбу Пушкин; 3) какой видели ее их современники; 4) как толковались их отношения историками литературы; наконец, 5) какой видится она нам сегодня. Части эти, однако же, настолько смешаны, что разделить их не всегда представляется возможным.