Мы не знаем точно, сколько времени Нита пробыла в яранге, но явно несколько месяцев – срок достаточный, чтобы маленький ребенок почувствовал себя как дома. Семейная яранга чукчей, живших на берегу моря, представляла собой маленький мир, в котором умещалось все самое важное для ребенка: еда, тепло и люди. Когда яранга прогревалась выше двадцати градусов, взрослые раздевались до пояса, а старшие дети могли ходить почти совсем голыми. Промерзший в дороге путник, с уставшими от яркого солнца и ослепительно белого снега глазами, входя в ярангу, оказывался во власти запаха дыма и человеческих тел, душка морских животных, который источали кипящие горшки с едой, желтого света жировых ламп и исходящего от них резкого запаха. В яранге царили жара и влажность, вызывая у людей кашель во сне [19] Описание жизни в яранге и традиционного образа жизни береговых чукчей основано на впечатлениях Харальда Ульрика Свердрупа в «Пребывании Х. У. Свердрупа среди чукчей» [Amundsen 1921]. Моменты описания традиционной жизни чукчей также взяты из романа Юрия Рытхэу «Магические числа» (1986); книги Джеймса Форсайта «История народов Сибири: североазиатская колония России» (см.: Forsyth J., A history of the peoples of Siberia: Russia’s north Asian colony. Cambridge: Cambridge University Press, 1992 [Forsyth 1992: 69 и далее]).
.
Контраст между сухим морозным воздухом улицы и влажной жарой яранги делал свое дело: чукотские дети то и дело простужались и шмыгали носом, а особо слабые серьезно заболевали. А если болезнь распространялась и на взрослых, чукчам приходилось туго – в этом суровом краю шансы на выживание были невелики, а природа в первую очередь уничтожала самых слабых. В 1920 году на северном побережье Чукотки было мало дичи, и возникла угроза голода. Чукчи традиционно гостеприимны, но, когда в яранге не стало хватать еды, оставаться там Какоту стало проблематично. Вероятно, из-за этого он и поехал сначала искать работу, а найдя ее на «Мод», вернулся за дочерью. В то время у нее была экзема, от которой страдали многие чукотские дети, и тело было покрыто язвочками и ранками.
* * *
Инуиты в Гренландии впервые увидели европейские суда в XIX веке. Один из них описал это зрелище так: «…целые деревянные островки, движущиеся по воде на крыльях; там много домов и комнат, в глубине которых множество шумных людей» [20] «…целые деревянные островки» – взято из: Kenn Harper, Give me my father’s body: The life of Minik, the New York eskimo. South Royalton: Steerforth Press, 2000 [Harper 2003: 3].
. Как же четырех- или пятилетняя девочка восприняла то, что увидела на борту этого «деревянного островка»? Мы можем об этом судить по впечатлению, которое производит судно и все, что его окружает, на нас, взрослых. На борту Нита впервые ощутила густой запах дегтя и солярки, услышала треск деревянного корпуса «Мод», когда в него упирались льдины. Все – и чужая человеческая речь, и звуки, издаваемые судном, и незнакомые предметы, окружающие ее, – все казалось ей странным. В этот момент Какот вынул дочь из мехового свертка, в котором она лежала на палубе «Мод» холодным зимним вечером, чтобы передать ее чужому человеку [21] Описание того, как Нита поднялась на борт «Мод», основано на [Amundsen 1927: 93–94]; [Amundsen 1920–21, записи от 02.01 и 04.01.1921]; [Sverdrup 1926: 21–22].
. Страдая экземой, она, очевидно, испытывала сильное неудобство или даже боль от таких прикосновений [22] Указание на экзему, оставившую раны на теле – см. [Amundsen 1927: 94].
.
В автобиографии «Моя жизнь. Южный полюс» Амундсен рассказывает, как он услышал, что Какот вернулся с дочерью, и вышел на палубу. Он описывает это следующим образом:
«„Где же ребенок?“ – спросил я его. Он указал мне на палубу, где лежал сверток оленьих шкур. „Принеси сюда“, – сказал я. Какот взял сверток и вручил его мне» [23] Где же ребенок? – см. [Amundsen 1927: 94], здесь цитируется по русскому переводу [Амундсен 2019: 66–67].
.
До описания этой сцены Амундсен ничего не говорил о Какоте, кроме того, что он некоторое время работал на них, а затем спросил разрешения уехать, чтобы привезти дочь. Не было никаких упоминаний – ни о Ните, ни о соглашениях или переговорах между Какотом и Амундсеном. Описание передачи девочки у Амундсена поразительно короткое: он видит Ниту, заявляет, что хочет взять девочку себе, и получает ее. Как он мог столь резко и категорично, наверное, даже без предварительных обсуждений, высказать подобное желание? И как Какот мог сразу согласиться – казалось бы, без возражений?
Автобиография была написана Амундсеном спустя шесть лет после того, как он забрал Ниту, и мы не знаем, насколько автор точен в своем описании этого события. Неизвестно, была ли его просьба отдать ему девочку столь прямой и категоричной – безо всякой на то видимой причины. Возможно, и Какот не был таким безмолвным. Даты в дневнике Амундсена указывают на то, что передача Ниты произошла не так быстро, как он описал несколько лет спустя в своей книге, в которой он сразу после описания сцены на палубе рассказывает, что норвежцы помыли девочку и коротко остригли, чтобы избавить ее от вшей. В дневнике же Амундсена говорится, что Какот и Нита поднялись на борт 2 января, а о купании и уходе сообщается только через два дня. Передача девочки, возможно, проходила медленнее, сопровождаясь колебаниями и переговорами с Какотом, о чем Амундсену впоследствии не очень хотелось сообщать. Спустя несколько месяцев, когда журналисты захотели узнать, как же это произошло на самом деле, Амундсен ответил, что Какот, похоже, был счастлив избавиться от Ниты [24] «похоже, был счастлив избавиться от Ниты» – см. выпуск Evening World от 10 января 1922.
. Через полгода друг Амундсена Фредрик Херман Гаде [25] Фредрик Херман Гаде (1871–1943) – норвежский и американский адвокат и дипломат. Родился в Христиании (Осло) в семье американского консула, в 1888 г. уехал в США, где окончил юридический факультет Гарвардского университета и стал заниматься юридической практикой. После получения независимости Норвегии в 1905 г. был назначен консулом США в Чикаго. В 1910 г. вернулся в Норвегию, впоследствии работал в Бразилии. В 1911 г. Амундсен назвал гору на Земле Королевы Мод в Антарктиде в честь Алисы, дочери Фредрика, – Элис-Гейд.
также утверждал, что Какот просто подтолкнул девочку к Амундсену. Он просил «очень искренне Амундсена принять ее в подарок» [26] «очень искренне» – см. выпуск Aftenposten от 09.19.1922.
, – сообщил Гаде одной норвежской газете. Чем больше проходило времени после этого события, тем однозначнее и понятнее становилась для Амундсена и его окружения эта ситуация, которую они трактовали в свою пользу.
Читать дальше