Александр Ширвиндт - Schirwindt, стёртый с лица земли [calibre]

И вот мы пришли на прием. Дом в шесть этажей возвышался над Большим каналом. Внизу был «гараж», в котором держали все — от шлюпки до подводной лодки.

На втором этаже стоял архитектор в белом смокинге, за ним чуть ли не в латах — какие-то рыцари, а по лестнице, по ковровой дорожке, перся наш обшарпанный коллектив (обшар­панный — в буквальном смысле, потому что актеры, боясь отступить от стадности, покупа­ли, как все, — только кассетник «Шарп», хотя там продавались любые). Гости протягивали архитектору ложку — матрешку, матрешку — ложку. Архитектор хватал подарки и со слова­ми «грация», «белиссимо» швырял их в ка­кой-то предбанничек. А тут я — с «Першин­гом» и «Ромео и Джульеттой». Когда я это ему протянул, он взял меня под руку и повел в хо­ромы. Прием продолжался часа три — он от меня не отцепился ни на секунду, видимо, ре­шив, что я либо такой же крутой, как и он, либо городской сумасшедший.

Жратвы, кстати, никакой не получилось: были любые напитки, и посреди стола стоял огромный айсберг сыра, утыканный «банде­рильями». Голодный коллектив лакал вино и виски, отщипывая от этого айсберга кусочки. Хозяева перебрали с аристократизмом, а кол­лектив надрался...

Дома сигары мне курить не позволяют — запах больно ядреный. Моя бесценная супруга смирилась с трубкой, но не с сигарой. Чуть учуяв запах, она тут же вышвыривает меня на улицу. Отвожу душу в театре — курю сигары на сцене.

Мои студенты — ученики во всем, в том числе и в курении трубки. Один так увлекся работой над образом в спектакле «Опасный поворот» по Пристли, что брал у меня специ­альные уроки курения. Я дал ему пару трубок для репетиций, он привык, и пришлось ему их подарить.

Как-то один журналист спросил меня: чего нельзя делать с трубкой в зубах? Я ответил, что, по-моему, можно все — во всяком случае, мне удавалось.

Весь этот экскурс в историю моей никотиновой зависимости я провел исключительно для рекламы экспозиции в символическом музее моего не менее символического города.

Дело в том, что много лет назад, будучи на га­стролях в Томске, при жуткой жаре, духоте и комарах, мне посчастливилось открыть та­лант — чем горжусь. В силу слабой воли я поддался яростному напору со стороны милого взлохмаченного артиста томского ТЮЗа, был погружен им в разваливавшийся «Москвич» и через тех же комаров доставлен в томские но­востройки, где в однокомнатной квартирке хрущевской блочной барачности лежала гру­стная овчарка и охраняла дровяной склад. Больше в квартире ничего не было. Из этих дров артист ТЮЗа делал скульптуры.

Прошло много лет. Леонтий Усов — заме­чательный художник — выставляется во всем мире, но, к удивлению, помнит «крестного отца» (то есть меня), который когда-то убедил подругу — Эскину — и она устроила первую выставку Усова в Доме актера.

Он присылает мне каталоги своих работ, привозит очень хороший бальзам, хотя сам уже много лет не пьет, но знает о процессе не понаслышке, очень любит со мной фотогра­фироваться в обнимку. Трогательно, что я Усову никогда не позировал — он стругает меня по памяти — произведения дарит, денег не берет, хотя древесина нынче дорогая.

Как личность я Леонтия вдохновляю не­достаточно, но как приложение к трубке про­хожу.

Предлагаю экспозицию из кедра с подпи­сями скульптора. Нормальные люди мечта­ют быть увековечены в мраморе, в бронзе, в граните, на худой конец, в гипсе. Я буду — в кедре.

В музее обязательно должен быть стенд «Домыслы и опровержения».

Сколько невероятных слухом, сколько «кисленькой информации», сколько якобы подсмотренных скрытой камерой альков­но-амурных сплетен витает сегодня над био­графиями известностей. Опровергать стыдно, доказывать бесполезно.

Только документы (выделено мною):

«Советская Эстония», 11,08.85.

ШИРВИНТА СДАЛА ЭКЗАМЕН

Высокоурожайный сорт озимой пшеницы ширвинта выведен учеными Прибалтийского се­лекционного центра в Дотнуве Кедайнекого рай­она.

Главное преимущество этой новинки — ус­тойчивость к полеганию.Новый сорт сдал экза­мен на пятерку на обширных производственных участках в ряде хозяйств различных зон респуб­лики. За четыре года испытаний ширвинта ни разу не полегла и дала с гектара в среднем 65—67 центнеров — на 10 центнеров больше своих предшественников.