Николас Карр - Пустышка. Что Интернет делает с нашими мозгами

Популярность тетрадей для записей пошла на спад в XIX веке, когда темп жизни значительно ускорился. Более того, к середине XIX века люди начали всё менее активно заниматься запоминанием как таковым. Прогрессивные учителя изгнали из своих классов эту практику как устаревший символ менее просвещённой эпохи. То, что на протяжении многих лет рассматривалось в качестве стимула к творчеству и условия глубокого понимания предмета, начало восприниматься как барьер, препятствующий развитию воображе­ния, а затем - и как напрасная трата умственной энергии. Появление в ходе XX века новых устройств для хранения и записи данных - аудио- и видеокас­сет, микрофильмов и микрофишей, фотокопировальных аппаратов, калькуля­торов, компьютерных дисков - значительно расширило доступность и охват «искусственной памяти». Запоминание информации начало казаться ещё менее важным делом. Возникновение безграничных банков данных с возмож­ностью быстрого поиска в Интернете привело к новым изменениям, причём не только в механике запоминания, но и в том, как мы воспринимаем память как таковую. Сеть быстро превратилась из помощника памяти человека в её замену. В наше время люди обычно говорят об искусственной памяти как неотъемлемой части памяти биологической.

Клайв Томпсон, один из авторов журнала Wired, характеризует Сеть как «внешний мозг», постепенно принимающий на себя функции нашей вну­тренней памяти. «Я практически отказался от попыток что-либо запомнить, - говорит он, - так как могу мгновенно найти интересующую меня информацию в Сети». Он предполагает, что «сгружая данные на кремниевые носители, мы освобождаем своё серое вещество для таких «более присущих человеку занятий, как мозговые штурмы или мечтания». Дэвид Брукс, популярный автор New York Times, говорит о том же. «Поначалу мне казалось, что магия информационной эпохи позволяет нам больше знать, - пишет он, - однако постепенно я понял, что магия состоит как раз в том, что она позволяет нам знать меньше. В нашем распоряжении имеются внешние когнитивные слуги - кремниевая память, онлайновые фильтры, алгоритмы поведения потребителей и распределённое по Сети знание. Мы можем заставить рабо­тать этих слуг и освободить самих себя».

Питер Садерман, пишущий для журнала American Scene, считает, что при наличии более или менее постоянного подключения к Интернету «исполь­зование нашего мозга для хранения информации уже не является самым эффективным способом». По его словам, память должна работать как некий простой индекс, указывающий нам на те или иные зоны Интернета, где в нуж­ный нам момент времени можно найти необходимую информацию: «Для чего запоминать содержание одной-единственной книги, когда можно хранить в памяти быстрое руководство для анализа целой библиотеки? Вместо того чтобы запоминать информацию, мы храним её в цифровом виде и запоми­наем лишь общий перечень сохранённого». Поскольку Сеть «учит нас думать по её правилам», - продолжает он, то, в конце концов, в нашей голове «оста­нется достаточно мало глубокого знания». Более конкретно об этом заяв­ляет Дон Тапскотт, много пишущий о развитии технологий. Теперь, после того как мы можем найти всё что угодно «с помощью нажатия одной кнопки в Google, - говорит он, - запоминание длинных предложений или историче­ских фактов» можно считать устаревшим методом. Запоминание й «напрасная трата времени».

Мы с большим энтузиазмом восприняли идею о том, что компьютерные базы данных могут стать крайне эффективным заменителем нашей собствен­ной памяти, и в этот нет ничего удивительного. Собственно, это является куль­минацией достаточно длительного процесса, в ходе которого менялось наше представление о мышлении. Машины, используемые нами для хранения дан­ных, становятся всё более объёмными, гибко и внимательно реагирующими на наши запросы. Мы привыкли к размыванию границ между искусственной и биологической памятью. Но тем не менее происходящие в наше время про­цессы уникальны. Идея о том, что память можно, выражаясь словами Брукса, «отдавать на аутсорсинг», была абсолютно немыслима для прежних эпох. Древним грекам память представлялась богиней - она носила имя Мнемозины, матери всех муз. Блаженному Августину память виделась «огромной и бесконечной глубиной», проявлением Божьей силы в человеке. Это же мнение оставалось актуальным и в Средние века, и в эпоху Возрождения, и в эпоху Просвещения, по сути, вплоть до конца XIX века. Когда в 1892 году в ходе лекции для группы учителей Уильям Джеймс объявил, что «искусство запоминания есть искусство мышления», то констатировал вполне очевидный для того времени факт. Теперь же его слова кажутся старомодными. Память не только потеряла свои божественные черты. Она перестаёт быть уникаль­ным свойством человека как такового. Мнемозина превратилась в машину.