Потом, понимаешь, они какие-то… Ну, как сказать? Корневые, что ли. То есть они приезжают — и сразу видно, что они другие.
А вообще, знаешь, если честно, то мне с ними как-то общаться, музыку вместе слушать всегда было интереснее, чем на их концерты ходить. Я так скажу: только со временем я как-то привык и начал получать удовольствие от их песен. Потому что сама музыка поначалу мне совершенно не нравилась, ведь каждому нравится та музыка, которая внутри отзывается. И тогда, 8–9 лет назад, можно сказать, что я не совсем был готов… Сейчас-то, конечно, все это по-другому воспринимается — и егоркины, и янкины тексты.
А по жизни… Ну, конечно, она была человеком, заряженным со знаком «плюс», причем настолько сильно, что была совершенно способна других людей поддерживать. А песни… не знаю. Не знаю, как это объяснить, для меня вообще загадка, как так случилось, что… То есть, что произошло, совершенно никак не вяжется у меня с тем, что я о ней знаю. Для меня это было полнейшей неожиданностью — такая веселая, кайфовая девчонка…
Последний раз я ее видел… Сложно сказать. Вот смотри: в 89-м я как раз был в Америке, привез кучу пластинок, и ей подарил пластинку EINSTURZENDE NEUBAUTEN — летом они у меня на дне рождения были, в июле, тогда я ее точно видел, а потом… Видел ли я ее в 90-м, не помню. Ну, видишь, зима 90–91 вообще была временем каким-то ужасным, я не видел вообще никого, было какое-то нервное совершенно время, я до сих пор с ужасом вспоминаю… А потом я зашел к Плюхе в магазин [12] А. Плюснин, магазин «Нирвана» на Пушкинской, 12.
, и Плюха мне сказал, что, вот, так и так… То есть я об этом узнал уже задним числом. И с Егором никогда не говорил на эту тему, то есть даже вообще не упоминал. Понимаешь, были вот Егор и Янка во всей этой компании, потому что и Игорь, и Аркашка — ну, Аркашка, он пришел-ушел — еще какие-то люди кайфовые, но без Егора они совершенно ничего не образуют такого.
Санкт-Петербург, 17.05.98 г.
Познакомился я с ними, по-моему, в 88-м году через Андрюшу Борщова.
Он ездил в Вильнюс на панк-фестиваль и там, собственно, с ними и встретился. Потом приехали ГО-шники в Питер, звонят и говорят: «Вот, приехали — давай Боба Марли послушаем». — «Ну, давай Боба Марли послушаем». Ну и дальше понеслось-поехало: «Ты чего любишь?» — «Настольный хоккей люблю. А ты чего любишь?» — «А я тоже!» — «А я — чемпион Сибири!» — «А я — чемпион Петербурга!» — «Давай?» — «Давай!» Все на таком человеческом уровне, абсолютно далеком от всякой рок-музыки, хотя эту музыку все слушали — я какое-то время во всем этом довольно активно тусовался [13] В. Андреев принимал участие в журнале «РИО».
— начали общаться. А в связи с тем, что подружился я на тот момент с Егоркой, вся бригада эта омско-новосибирская вместе с ним приходила, вместе с ним уходила. И что нравилось всем в этих людях — что они очень простые в общении и никаких неудобств как мне, так и другим не создавали. С ними было очень легко общаться. И одной из них, собственно, была Янка.
Дальше, в связи с тем, что я в Петербурге (тогда еще Ленинграде) много кого знаю из всей этой рок-среды, а у них очень много в Сибири всяких людей — пошли всякие такие контакты. У них сначала в Питере достаточно мало было знакомых, а здесь происходили всякие мероприятия, им были интересны какие-то люди, с которыми они были не знакомы — Курёхин, Сорокин… Соответственно, через нескольких людей — меня, Фирсова, еще кого-то — они выходили на них и впитывали эту петербургскую культуру, в то время очень активно развивающуюся… которую условно можно назвать «подпольной». Здесь действительно был такой мощный эпицентр всего происходящего, и им это было, естественно, интересно. Хотя, на самом деле, они любили очень мало питерских групп, пожалуй, кроме СТРАННЫХ ИГР и АУКЦЫОНА и не любили никого. Я Егора еще познакомил с Черновым, с Бурлакой [14] Сергей Чернов, Андрей Бурлака - известные питерские рок-журналисты (в то время - тоже в «РИО»),
, они меня познакомили с какими-то там своими… Дальше пошли всякие перекрестные знакомства, и дружба таким образом завязалась.
Ну, это не дружба, на самом деле, дружба — это такое очень серьезное слово. Это некое очень приятное общение, и очень много в нем ценностей культурно-общечеловеческих. Мы слушали фактически одну и ту же музыку, читали одни и те же книжки. А те книжки, которые мы читали — Кортасара, «Степного Волка» — надо было с кем-то обсуждать. И естественно, ты это обсуждаешь с тем, кто тебя понимает, кому не надо объяснять какие-то прописные истины, с тем кто понимает с полуслова, с полунамека. Это — первая общность интересов, которая нас связывала.
Читать дальше