Рейми Лиддл: Долой возраст, к чёрту дом!

На следующее утро за завтраком (Тим приготовил для нас крабовый омлет) у меня появилась возможность вернуться ко вчерашнему разговору с Нормой и узнать о ее решении. «Помнишь, накануне мы говорили о лазиксе и застое жидкости в ногах и легких?»

«Конечно, помню. Я не хочу принимать лазикс», – сказала она тоном, не терпящим возражений. Мы не закончили беседу, так как пришла сестра из хосписа, чтобы искупать Норму.

«Мы продолжим наш разговор после душа, хорошо?» – предложила я, и дверь уборной закрылась. Мне было важно, чтобы Норма полностью понимала: состояние ее здоровья резко ухудшается, и, отказавшись от лазикса, она умрет раньше. В то же время я хотела, чтобы она знала, что мы поддержим любое ее решение.

Через сутки после неприятного разговора Кэтрин снова позвонила. «Доктор хочет, чтобы Норма возобновила прием лазикса на три дня, – сообщила она, – а затем мы переведем ее на другое лекарство для…» Я отчаянно пыталась записать каждую деталь плана, разработанного доктором. В тот момент Кэтрин была похожа на учителя Чарли Брауна [9] Персонаж серии комиксов Peanuts, созданный Чарльзом Шульцем в 1950 году. – Прим. перев. , она что-то пыталась донести до меня, но я не понимала ни единого слова. Наконец, она кратко резюмировала каждый пункт плана, а затем сказала: «Ну, или можно отказаться от лазикса». В ее голосе я услышала намек на то, что этот вариант ответа неверный.

Но я поймала взгляд Нормы и поняла, что теперь я тоже пью «эликсир Стейси»: я почувствовала прилив мужества и уверенности. «Кэтрин, с прошлого июня, когда Лео заболел, Норма проводила с нами каждую минуту своего времени, – сказала я, – мы уверены в том, что немногим, особенно людям ее возраста, удается насладиться таким количеством любви и радости, которое она получила за прошлый год».

«Не спорю», – согласилась она.

«Мы ни о чем не жалеем, между нами не осталось недосказанности, и мы сделали все, что хотели. Мы выполнили все ее предсмертные желания, – продолжила я, – она всегда хотела умереть естественной смертью, а не бороться с побочными эффектами лекарств или провести остаток своих дней на аппаратах для поддержания жизнедеятельности. Мы с трудом уговорили ее на оксиметр. Она такая. И сейчас она хочет отдохнуть. Я поговорю с ней еще раз, но я почти уверена, что мы склоняемся к варианту отказаться от всех этих таблеток. Пожалуйста, поймите, что мы с Тимом не придерживаемся какой-то особой политики, мы просто уважаем то, что важно для его мамы».

И мы очень благодарны Кэтрин за то, что она поняла нас. Я боялась, что она будет осуждать нас или пытаться докопаться до причины такого решения, но этого не случилось, мои страхи оказались напрасными. С того самого момента она стала членом нашей семьи.

После душа Норма взяла палочку и подошла к выходу из фургона. Мы с Тимом сидели на улице и щелкали фундук. «Можно мне выйти?» – спросила она. Вот уже неделю она не желала покидать «дом», и ее вопрос нас удивил. Мы смотрели, как она, пошатываясь, спускается с лестницы, держа палку в одной руке, а другой крепко держась за поручни фургона.

Беседа, которую я хотела продолжить после душа, завязалась сама собой. Мы взвесили все плюсы и минусы обоих вариантов. Мы поговорили о том, что отведенное ей время неизбежно подходит к концу и, принимая лекарства, она может выиграть еще пару недель, но не больше. «Это твоя жизнь и твое решение, – повторила я, – мы с Тимом поддержим тебя в любом случае. Понимаешь, о чем я?»

«Да, понимаю. Но я не хочу принимать лазикс. Что ты об этом думаешь?» – И она взглянула на меня.

«Неважно, что думаю я», – снова сказала я.

Норма медленно повернула голову так, что теперь она в упор смотрела на сына. «Тимми, а ты что думаешь?» В ее голосе слышалось беспокойство. Она спрашивала Тима, сможет ли он принять ее отказ от лекарств, означавший, что она не хочет продлевать свое время на этой земле.

«Мам, это твое решение. Если ты спрашиваешь, что я думаю о твоем решении, то я считаю его хорошим. Мы сделаем так, как лучше тебе. Я люблю тебя, мам».

«Хорошо, тогда никакого лазикса», – заявила Норма.

Пару часов мы позагорали на солнышке, но затем облака затянули небо, и Норма вернулась в фургон. Мы шутили и болтали, пока я помогала Норме сесть в инвалидную коляску и искала для нее что-нибудь сладенькое. Жадно облизывая свой апельсиновый фруктовый лед, она внезапно остановилась и подняла глаза к небесам. «Господи, – сказала она, – надеюсь, когда-нибудь Ты примешь всех нас, и даже самых чокнутых». Она засмеялась, и смех ее озарил тусклые комнаты фургона в этот теперь уже дождливый день. В ее глазах блестел огонек, когда они встретились с нашими «чокнутыми» взглядами.