Юлий Буркин: Осколки неба, или Подлинная история The Beatles

Они с немыслимой скоростью скатились по лестнице во двор и помчались прочь от места преступления, в страхе, что взбесившийся Билл Снотгарс будет преследовать их.

Возглавлял беглецов Пит, и он повел их одному ему известными задворками, мимо зловонных мусорных баков, веревок со стираным бельем и ржавеющих останков древних автомобилей. Труднее всего приходилось Джону, ведь он бежал практически вслепую, ориентируясь только на спину того, кто был впереди. Но он ни за что не попросил бы подождать его.

Лишь минут через десять, хорошенько запутав следы, они остановились, чтобы отдышаться в очередном каменном колодце двора.

Пит и Айвен с хохотом повалились прямо в пыль. А Найджел ржал, присев на корточки: ему было жалко пачкать еще довольно новый костюм.

– Класс! Вот это класс! – стонал Пит. – Такого я еще не видел!

– У меня чуть штаны не лопнули! – вторил ему Айвен.

Не смеялся только Джон, прислонившись спиной к стене. Вместо этого, вновь достав очки и нацепив их на нос, он внимательно рассматривал своих товарищей.

– Свиньи, – неожиданно сказал он.

– Это точно! – согласился Найджел, хихикая. – Жирная свинья и прыщавый боров!

– Вы – свиньи, – уточнил Джон.

Его товарищи удивленно примолкли.

– Ты чего это, Джон? – спросил Пит, садясь. – Чего это ты обзываешься?

Джон и сам еще не понял причину своей злости. И вместо ответа угрожающе заявил:

– Если кто не согласен, я готов померяться силами.

– Да ладно, брось ты, – примирительно сказал Айвен. – С чего нам драться-то?

– Все веселье испортил, – пробормотал Найджел.

– Веселитесь, – высокомерно бросил Джон, снял очки и, оставив друзей в недоумении, зашагал прочь.

Дома его не было слишком долго, и он подвергся самому страшному наказанию тети Мими: она не замечала его.

– Ну Мим, – ходил он за ней по пятам, – ну что особенного? Я был у Найджела, мы играли в шахматы. – (Найджел, по мнению тетушки, был единственным мальчиком из его компании, с которым стоило дружить.) – Я просто не заметил, что уже так много времени…

Но тетушка продолжала игнорировать его.

Тогда Джон поднялся к себе, и, даже не сняв ботинок, завалился на диван. Ему было слышно, как внизу, на кухне, тетя разговаривает с мужем.

– …Иногда я по-настоящему боюсь за него. Мне кажется, что в нем просыпается дурная наследственность. Джулия была очень доброй хорошей девочкой, но она была самой маленькой, и ее отчаянно баловали. Она такая легкомысленная, такая неприспособленная. Мне и плакать, и смеяться хочется, когда я вспоминаю, как она явилась ко мне: «Я научилась играть на банджо и стану звездой эстрады. Но для этого нужно так много времени! С Джоном совершенно некому сидеть! Может быть он поживет немного у тебя?..» «Поживет…» А про Фреда я и не говорю… Я сразу сказала Джулии, что этот парень – форменный проходимец. Бросить жену с грудным младенцем на руках! Это в наше-то время!.. Хотя, что с него взять, он и сам вырос без родителей…

– Чему быть, тому не миновать – философски заметил Джордж Смит, который слышал все это уже, наверное, в тысячный раз.

– Ну уж нет, – возражала Мими, – из Джона мы сделаем человека! Но если он будет водиться со всей этой ирландской шантрапой…

– Не все ирландцы так уж плохи, дорогая.

– Ну-у, – нехотя соглашалась тетя Мими, – в общем-то, да… Взять хотя бы эту Мэри Маккартни. Вполне приличная женщина. Старшему восемь, младшему – шесть, сама – трудится, как пчелка, и муж – молодчина: не пьет, не гуляет… Но они оба так мало зарабатывают!.. Как в таких условиях дать мальчикам приличное воспитание?.. Чему их можно научить?! Мы живем в ужасное время! Что будет с нашими детьми?!

– Может быть, действительно, снова пристроить Джона в хор? Или подарить какой-нибудь музыкальный инструмент? Ну, хотя бы губную гармошку?..

Джон и не заметил, как задремал под этот монотонный, бессмысленный, но такой успокаивающий разговор самых близких ему людей.

…Он стоит на лесной поляне. Сквозь голубое небесное марево, сквозь подрумяненные закатом облака, над землей нависло огромное, не злое и не доброе лицо мужчины. Лицо исполненное мудрости… Где-то рядом, за деревьями, Джон знал это, были и тетя Мими, и дядя Джордж, были мама Джулия и отец Фред, которого он видел один единственный раз в жизни…

Неподалеку были и его школьные товарищи, и его уличные друзья. Но никто-никто, Джон знал это точно, не замечал лица над землей. Видеть его было дано ему одному. Лицо было неуловимо знакомо, но Джон не мог вспомнить, откуда. Ни один мускул не дрогнул на этом лице, не шевельнулись и губы. Но Джон явственно услышал обращенные к нему слова: