Вячеслав Огрызко - Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба»

Из материалов, имеющихся в Комитете Госбезопасности, известно также, что Гроссман в кругу своей семьи оскорбительно отзывается о руководителях Коммунистической партии, высмеивает решения январского Пленума ЦК КПСС.

У Комитета госбезопасности возникает опасение, что книга Гроссмана может оказаться в руках иностранцев и быть изданной за границей, что нанесёт вред нашему государству.

В связи с этим и имея в виду официальное решение редколлегии журнала «Знамя», признавшей книгу антисоветской, Комитет госбезопасности считает целесообразным произвести на основании постановления КГБ, санкционированного Генеральным Прокурором СССР, обыск в квартире Гроссмана и все экземпляры и черновые материалы романа «Жизнь и судьба» у него изъять и взять на хранение в архив КГБ. При этом предупредить Гроссмана, что если он разгласит факт изъятия рукописи органами КГБ, то будет привлечён к уголовной ответственности.

Основанием к таким действиям является ст. 7 «Основ уголовного законодательства Союза ССР», предусматривающая уголовную ответственность за изготовление, хранение и распространение литературы антисоветского содержания.

При этом мы учитываем, что несмотря на принятые меры факт конфискации романа у Гроссмана станет достоянием буржуазной прессы и поэтому поводу может быть поднята антисоветская шумиха. Однако, на наш взгляд, это будет меньшим злом в сравнении с той антисоветской кампанией, которая развяжется за рубежом в случае издания там романа «Жизнь и судьба».

Прошу рассмотреть.

Председатель Комитета госбезопасности А.Шелепин»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, лл. 4–6).

Никаких резолюций на этом документе не сохранилось. Видимо, партийные бонзы не хотели оставлять никаких следов на документах с предложениями о репрессиях, но устно разрешили Шелепину действовать по его усмотрению.

7. Арест рукописи

Литературоведы в штатском заявились к Гроссману 14 февраля 1961 года. На следующий день главный чекист доложил:

«ЦК КПСС

Докладываю, что 14 февраля с.г. Комитет государственной безопасности на основании постановления, санкционированного Генеральным прокурором СССР, произвёл обыск на квартире писателя Гроссмана.

В результате обыска было изъято 7 экземпляров машинописного текста антисоветского романа Гроссмана «Жизнь и судьба», причём четыре экземпляра романа изъяты у него на квартире и один экземпляр – у двоюродного брата Шеренциса В.Д. У Гроссмана изъяты также черновые записи и рукопись романа.

Во время обыска Гроссман никаких претензий по поводу изъятия романа не высказывал. Однако он выразил сожаление по поводу того, что теперь лишён возможности работать над романом с целью устранения обнаруженных в нём недостатков, и подчеркнул, что подобных прецедентов с изъятием рукописей писателя он не знает.

После обыска Гроссман в кругу своей семьи высказывает предположение, что теперь за ним будет организована активная слежка, которая, по его мнению, может завершиться либо высылкой из Москвы, либо арестом.

Председатель Комитета госбезопасности А.Шелепин»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, л. 7).

Гроссман глубоко переживал конфискацию своей рукописи. Он понимал, что следующим шагом может стать арест уже его самого. Но в 1961 году у писателя уже не было того страха, который чуть не парализовал его в начале 1953 года. Гроссман не собирался отказываться ни от романа, ни от тех идей, которыми он напичкал своё сочинение. Писатель стал добиваться приёма в ЦК КПСС.

Встреча была назначена на первое марта 1961 года. От ЦК в ней участвовали завотделом культуры Д.Поликарпов, заместитель завотделом А.Петров и инструктор Ал. Михайлов. Через три дня после беседы три партфункционера доложили партийному руководству:

«В ходе этого разговора В.Гроссман сказал, что просьба о встрече вызвана чрезвычайно тяжёлыми событиями в его жизни, связанными с его книгой «Жизнь и судьба». Он заявил, что писал роман около десяти лет, писал, как ему кажется, правду своей души, своих мыслей, своих страданий и что от этой правды не отступал. При этом Гроссман заметил, что, когда он сдал рукопись романа в редакцию журнала «Знамя», он не тешил себя надеждой, что роман пойдёт легко, не вызовет замечаний, возражений, а предполагал возможность поправок, доработки, а затем принятия к опубликованию. Но рукопись была отвергнута целиком.