Александр Васильев - Мемориал

Я бодрился. Но на душе у меня все еще лежала какая-то хмарь, под стать той, что была за окном. Шел дождь, порывистый ветер швырял в стекло капли. Слышно было, как падает с плеском вода на мостовую.

Через полчаса мы встретились в холле. Генерал выглядел, как всегда, молодцом — высокий, подтянутый, грудь вперед, с папкой под мышкой. Само воплощение оптимизма и деловитости. «Мне надо с вами обсудить кое-что», — сказал он весело. В ресторане мы уселись за дальний столик, заказали завтрак. Когда официант отошел, генерал раскрыл папку и показал текст своего предстоящего выступления. Он был весь перечеркан. Мы с переводчиком Виктором ахнули: кто теперь в нем разберется, а на перепечатку уже нет времени.

«Зачем вы это сделали? — спросил я. — Ведь было же хорошо».

«Хотел сделать еще лучше!» — ответил Алексей Кириллович. Оказалось, что вчерашний разговор с руководителями кружка натолкнул его, как он сказал, на некоторые новые мысли. «Я работал почти всю ночь!» В его голосе звучала гордость.

И я и Виктор думали, что непогода отпугнет людей. Однако, приближаясь к Штукенброку, мы заметили, что поток машин на дороге увеличивается. Они выходили, присоединяясь к нам, отовсюду — и с больших трасс, ведущих к Рейну с его промышленными центрами, и с узких асфальтовых тропинок. Это были как бы ручейки, вливающиеся в единое речное русло.

Вскоре поток разросся до предела. Сравнительно неширокую дорогу забили машины от края и до края. Местному антифашисту Вернеру, который вез нас в своем «пежо́», пришлось, как и всем остальным водителям, сбавить скорость. Мы уже заметили, что он не любил слишком медленной езды. Но сейчас в его лице я не увидел досады, наоборот, немца явно радовало это скопление машин. Люди ехали в Штукенброк! Значит, дело, которому Вернер и его друзья служат отважно и бескорыстно вот уже больше десяти лет, живет.

Машины, машины… Они продвигались уже почти впритирку друг к другу. Сквозь промытое дождем стекло мы могли без труда различать их марки. Многие были нам знакомы — «рено» и «фиаты», более дешевые, но не менее популярные, особенно здесь, в ФРГ, «фольксвагены», «форды» и «шевроле». Иногда встречались наши, советские «Лады», где-то, в потоке, мелькнул «Москвич» — с ними мы поздоровались мысленно как с близкими родственниками. И уже совсем редко можно было увидеть дорогой «мерседес».

Когда-то, в прежние времена, о сословной принадлежности человека судили по его лошадям. Теперь обычно судят по машине. Большинство едущих в Штукенброк принадлежало, по-видимому, к малоимущему сословию. Мы спросили у Вернера, кто — по профессии — эти люди. Он пожал плечами: такого учета не ведется, можно сказать лишь приблизительно. В основном рабочие или «средние» интеллигенты — врачи с весьма умеренной практикой, учителя, больше с периферии, чем из крупных городов, пенсионеры, пережившие войну и еще способные передвигаться.

Штукенброк! Мое сердце дрогнуло, когда на зеленом, чуть тронутом желтизной холме показалась башня с часами и шпиль старинного замка. Как часто я взирал на эти стрелки с надеждой и упованием… К подножию сползали редкие домики, переходя в улицу, кажется, единственную в местечке. Едем дальше к центру. Но здесь ничего не могу припомнить — ни особнячков, чистеньких, похожих друг на друга, как близнецы, ни бензоколонки, украшенной цветными пейзажами Вестфалии, ни сверкающего стеклами магазина, где на витрине рядом с плакатом, рекламирующим рыбные блюда, висит объявление о предстоящей манифестации.

Возле магазина, прямо на земле, сложены велосипеды. «Транспорт молодых», — по словам Вернера, Теперь мы увидели тех, кем он особенно гордился, — юных активистов кружка «Цветы для Штукенброка». Юноши и девушки живописной вереницей тянулись по боковым тропинкам. Их легкие, увертливые машины лавировали перед самым носом автомобилей, выискивая место для стоянки. Груды велосипедов виднелись всюду — на детских и спортивных площадках, в простенках между домами, даже в кюветах. Мы смотрели на эти скопища машин с некоторым удивлением: у нас в стране пора увлечения велосипедами давно прошла, здесь же она, как видно, продолжалась.

Поворот, еще поворот, и наш «пежо» останавливается. Приехали! Выходим из машины и сразу попадаем в окружение приветливых и деятельных людей. Кто они? Вернер представляет: ветеран рабочего движения такой-то, корреспондент «левой» газеты такой-то, врач такой-то, музыкант такой-то, священник такой-то… Мы только успеваем пожимать руки. Дай бог запомнить хотя бы несколько имен. В ответ на приветствия бормочу нечто невразумительное. Зато генерал, как всегда, освоился мгновенно. «Как же, как же, я о вас слышал, очень приятно познакомиться!» Ему улыбаются, трясут руку. И он улыбается. Нет, он не притворяется, не играет в любезность, ему и в самом деле доставляет удовольствие это общение. А ведь сколько людей прошло перед ним в его поездках — и у нас в стране, и за рубежом? Но он помнит, наверное, всех — не только по имени, но и в лицо.