Петр Котельников - Не судимы, но осуждены. Том II

Получить благословение короля Эдуарда, при жизни признанного образцом монарха-пастыря, было подобным посещению Рима. Но, наверное, не с этой целью пересекал Ла-Манш Вильгельм? Прием королем Эдуардом гостя был приятным во всех отношениях. Душе короля Эдуарда было покойно и радостно, встретив в молодом человеке столь отличное знание основ религии.

Слушая гостя, «Исповедник» ликовал. Впервые за много лет ему удалось встретить собеседника, в знании теологии не уступающего ему самому. Король Эдуард проникался, с каждым проведенным вместе часом, благожелательством к молодому герцогу. Совершая длительные поездки по Южной Англии, герцог Вильгельм знакомился со страной, которую ему еще предстояло завоевать. Он видел огромные, но убогие жилища англосаксонских танов, их неприспособленность к длительной обороне с использованием осадных приспособлений. Не только в жилищах, но и у самих их обитателей царила какая-то незавершенность, неорганизованность благодушие, сочетающееся с надменностью. Внимательный взгляд гостя не упускал ничего. Не мог он не заметить и того, что правлением короля Эдуарда Исповедника подданные его крайне недовольны, и король может надеяться только на поддержку норманнских феодалов, осевших в Англии. Англосаксонская знать спала и во сне видела отстранение короля от власти. Все это было только делом времени….

Как-то, сидя за кубком мальвазии, в присутствии своего шурина Гарольда, король, глядя прямо в глаза Вильгельму и глубоко вздыхая, сказал:

«Ты, родственник и гость мой, еще не знаешь, как трудно править страной, в которой христианство, дав ростки и укрепившись, очень часто возвращается к традициям язычества, несовместимых с духом христианской религии. И это хорошо видно не только в быту простых поселян, но и саксонской знати. Пока идет смешение двух культур, пришедшей от викингов и местных. И, если скандинавы, прежние бродяги, научились какой-то гибкости в своем желании приобщиться к той земле, что их приняла, то с местными такого не происходит… А, впрочем, что я тебе рассказываю, ведь ты правишь такой же страной, даже приобретшей имя, связанное с родиной осевших на ней викингов».

«Вы, Ваше Величество, вероятно, забыли, что часть севера Франции сохранила свое древнее название, как, впрочем, обычаи свои и язык свой, и называется Бретань. Что касается Нормандии, то она стала полностью христианской страной, правда, порой с невежественными священниками. Но это вполне поправимо. В вопросе познания ими культуры и знания догм христианской веры, мне пришлось немало потрудиться… По-счастью, и плоды воспитания стали хорошо видеться».

«Рад слышать, что тебе удалось так много сделать, хотя ты еще так молод… У нас в Англии под оболочкой христианства бунтуют силы темные, вихрями сокрушительными пытаются из тьмы веков вырваться. И, что поделать, – король еще глубже вздохнул. – Им удается сводить на нет все достигнутое. Кельтские поверья в глубинах сознания людского оказываются сильнее догматов нашей святой церкви. В лесах можно встретить капища друидов, к которым в годы потрясений люди тянутся…».

Отхлебнув глоток мальвазии из кубка, Исповедник продолжал:

«Мне бы очень хотелось, перед тем, как переступить порог вечности, передать власть в Англии тому, кто поведет народ мой по пути веры истинной. Я слишком много отдал Богу, не позаботившись о том, чтобы иметь наследников. Детей, которым бы я мог передать престол, у меня нет. Лиц, которым бы я доверил бы государство, двое – это вы, сидящие сейчас со мной за столом. С Гарольдом я давно знаком, отлично изучил его характер. Он отличный воин, но в знании христианской религии не достиг тех высот, которыми владеешь ты, Уильям. Полагаю, что ты и станешь преемником моим. Я объявляю волю свою в присутствии шурина моего…».

Сердце Вильгельма запело от радости, хотя лицо оставалось холодным и спокойным. Он ответил: «Я повинуюсь твоему решению, Государь! И клянусь рыцарской честью, продолжать дело твое, укрепляя устои веры и заботясь о крепости и нерушимости границ Англии, сохраняя мир и покой на землях ее».

Исповедник, заметив потемневшее лицо Гарольда, заметил: «А тебе, Гарольд, следует слово дать Уильяму, что будешь ему добрым братом и преданным подданным».

Гарольду ничего не оставалось делать, как дать слово в присутствии своего государя.

Дело сделано. Лучшего результата герцог Нормандии и ожидать не мог.