Александр Альшевский - Пламя Хоннодзи. Что оно осветило в истории Японии

(Не пройдет и 12 веков, а точнее 1182 года, как с точно такой же проблемой столкнется и «нерушимый» союз и будет ее решать тем же путем – экстенсивным, оставив, видимо, интенсивный про запас.)

Решиться то он решился, но ограничил право собственности на поднятую целину одним поколением целинников. Естественно, такой подход к нужному в целом делу не вызвал особого рвения у трудоспособного населения, а двору уж как хотелось полакомиться рисом с новых заливных полей, аж не втерпежь. Вот он и согласился распространить право собственности на три поколения целинников. Это уже кое-что и они резво взялись за топоры и мотыги. Но и здесь червь сомнения стал, не сразу конечно, подтачивать их энтузиазм: «глупышка, сколько не горбаться, государство все равно заберет… пусть дураки и осваивают». И все шло именно к последнему. А тут еще император Сёму задумал строительство провинциальных буддийских храмов, а также огромной статуи Будды Вайрочана. А для этого, как ни крути, были нужны продуктовые налоги с новых полей и огородов. Все это и вынудило двор с 743 г. передавать вновь освоенные земли в вечную частную собственность целинников. Правда, чтобы они слишком не увлекались приватизационными процессами, площади таких земель были ограничены в зависимости от социального положения и придворного ранга. Так высший придворный ранг позволял надеяться на 500 га, а простому смертному больше, чем на 10 га рассчитывать не приходилось.

Воодушевленные такой политикой двора столичная аристократия, большие буддийские и синтоистские храмы, да и местная элита принялись поднимать целину, руками, естественно, крестьян. Так стали формироваться вотчины, по-японски называемые сёэн. И надо прямо сказать, что новая политика двора с одной стороны позволила улучшить экономическое положение страны, а с другой – подложила бомбу замедленного действия под всю систему централизованного управления государством, создав предпосылки формирования в Японии класса крупных земельных собственников – феодалов (даймё).

Не надо сомневаться, что от таких нововведений выиграл в первую очередь клан Фудзивара, который все активнее «врастал» в генеалогическое древо японских императоров, налаживая с ними родственные связи с помощью красных девиц Фудзивара. А если появлялся некто, кто мог ослабить чуть ли не монопольное влияние потомков Каматари при дворе, то они решительно, но и, как правило, элегантно устраняли этого некто со своего пути. Классическим примером такой элегантности является высылка из столицы Сугавара Митидзанэ, каллиграфа, ученого, поэта и государственного деятеля. И какого! Он был правым министром и губернатором провинции Сануки (преф. Кагава). Губернатору в те времена совсем не обязательно было самолично отправляться к месту службы, в глубинку. Вполне достаточно было назначить кого-нибудь из местных своим наместником (что-то вроде вице-губернатора) и наслаждайся утонченной жизнью в столице. А вице вместе с уездными начальниками, тоже, кстати, из местных все что надо и как надо сделают и сомневаться не надо. Так вот, слишком уж быстрая карьера Митидзанэ ставила под угрозу влияние и само существование в коридорах власти северного дома Фудзивара, как казалось из этого дома. Один из Фудзивара, левый министр Токихира, серьезно поговорил с императором Дайго и убедил его в том, что Митидзанэ метит на место Дайго его же младшего брата, принца крови Токиё. Молодости свойственна доверчивость, а Дайго было всего нечего, 17 лет, поэтому «наводка» опытного придворного сработала, и Митидзанэ сослали на Кюсю. В день отъезда, печалясь о расставании со столичной жизнью вообще и сливовыми деревьями в своем саду в частности, он сочинил следующие строки.

25 февраля 903 г. в возрасте 59 лет Сугавара Митидзанэ умирает от болезни. Казалось бы все, ведь много повестей печальных есть на свете. Но откуда-то появились слухи о том, что его озлобленный дух улетел не на небо, а прямиком в столицу. И действительно во время страшного дождя в один из императорских дворцов ударила молния. Всем сразу стало ясно, что этот самый дух вселился в бога неба, который отвечал в небесной канцелярии за погоду и, заодно, и сельское хозяйство, и намеревался проучить все семейство Фудзивара. Дать ему, так сказать, предметный урок добра и зла. Однако и небо ничего не могло поделать с «северянами» Фудзивара и их влияние при дворе осталось непоколебимым. Несмотря на столь очевидную неудачу, память о Сугавара Митидзанэ сохранилась в памяти народа до настоящего времени. Неспроста ведь в синтоистских храмах Тэммангу, разбросанных по всей Японии, поклоняются именно Сугавара Митидзанэ. Особую известность среди них получили храмы в Осака, Киото и Дадзайфу (преф. Фукуока). В храмы Тэммангу заглядывают, кстати, и работники умственного труда как прикладного, так и фундаментального поскольку Сугавара Митидзанэ почитается и как покровитель науки во всем объеме этого слова. А в ней, в этой самой науке, ой как много всего неясного и порой даже подозрительного, так что сам не плошай, но и на Сугавара Митидзанэ надейся.