Иван Просветов - Десять жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин

В 1977 году издательство «Детская литература» выпустило книгу Михаила Янчевецкого «Писатель-историк Василий Ян» – настолько откровенную, насколько позволяло время. Михаил Васильевич поведал, как жизнь дарила отцу удивительные возможности и постоянно испытывала на прочность. Но почти ничего не сказал о его службе в интересах Российской империи. Основательно заретушировал то, что происходило в годы Гражданской войны. Умолчал о судьбе Дмитрия Янчевецкого – старшего брата Яна, погибшего в тюрьме НКВД. Не объяснил, почему в 1948 году вдруг отказались печатать последний роман лауреата Сталинской премии, а он на несколько лет был разлучен с отцом (причиной был арест по доносу).

Лишь в начале 2000-х Михаил Янчевецкий позволил себе некоторые откровения. Затем историки и литературоведы стали эпизодически публиковать архивные и иные документальные материалы, связанные с Яном, – будто пришло время закрыть белые пятна в биографии одного из самых популярных советских писателей [2] Документы, свидетельствующие о службе Яна у Колчака, впервые упомянуты в монографии: Луков Е. В., Шевелев Д. М. Осведомительный аппарат Белой Сибири: структура, функции, деятельность. Томск, 2007. . Когда я заинтересовался этими тайнами, то выяснилось: обнаружено и изучено далеко не все доступное и можно сочинять новую книгу о создателе «Чингисхана». Ее первое издание вышло в 2016 году в электронном виде, но на этом мои поиски не завершились. Для издательства «Центрполиграф» я подготовил существенно дополненную книгу, заодно исправив ряд своих недочетов и даже ошибок.

Одиннадцать государственных и ведомственных архивов, три библиотечных собрания старой периодики плюс малоизвестные мемуары… Так, фрагмент за фрагментом, была восстановлена история жизни замечательного человека – путешественника, разведчика, журналиста, учителя и писателя. «Хаджи Рахим был искателем не благополучия, а необычайного, и на сердце его тлели горячие угли беспокойства», – говорил Ян о любимом герое своей восточной трилогии, срисовав его характер с себя. «Мне кажется, он искал романтики, опасностей и приключений, – рассказывала Евгения Можаровская, его приемная дочь. – И опасности и приключения не заставляли себя ждать» [3] РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 300. Л. 1. Далее цитируется автобиография, написанная предположительно не позднее 1941 г. РГАЛИ. Ф. 2822. On. 1. Д. 291. Л. 9. .

Эту книгу можно воспринимать как авантюрно-драматический документальный роман. Можно утверждать, что столь необычная биография позволяет лучше понять историю России первой половины XX века со всем ее величием и потрясениями, славой и трагедиями. А можно увидеть в ней сюжет, значимый во все времена – как, например, в пьесах Шекспира. Жизнь Яна оказалась разделенной надвое, и всю вторую половину ему пришлось замалчивать и скрывать то, что было прежде. В первой половине он откликался на предложения судьбы, во второй – противостоял ее ударам и испытаниям на прочность. Он остался в государстве, с идеологией которого изначально боролся, и литературное творчество стало для него своеобразной внутренней эмиграцией. Творчество же помогло ему не сломаться в бесконечных потерях близких людей.

Десять глав книги – не просто красивое круглое число. Примерно столько жизненных перекрестков прошел Василий Ян. Каждый раз, выбирая новый путь, он не предполагал, куда тот приведет, встречался с новыми открытиями, тревогами и смертельными рисками, и каждый раз высшие силы дарили ему возможность двигаться дальше. Во многом это рассказ об упорстве и фатальности – о том, как сплетаются кольца событий, поступков и решений, как прошлое отзывается в будущем и в чем-то непредвиденно становится опорой, а за что-то требует платы. Жизнь вообще сплошная попытка понять, на что человек способен и что ему предназначено. Недаром некоторые письма к своим детям Василий Григорьевич, ценитель традиций Востока, подписывал «Иншалла» – «Если пожелает Всевышний».

«Жизнь [моя] – длинная сказка, – отметил он в одном из своих черновиков. – Приносила она много и трагических глав, приносила столько же радостей». А сказки, как известно, бывают разные…

Пароход приближался к Красноводску. Щурясь от яркого солнца, Василий Григорьевич неотрывно смотрел на туркестанский берег. Там виднелись низкие беленые домики, пристань, портовые пакгаузы, очертания кораблей, и над всем этим – безжизненные, мертвые горы. Янчевецкий знал, что они именно такие, хотя издали и кажутся воздушными, жемчужно-розовыми, манящими неизведанными загадками. Плывешь будто на край света. А далеко-далеко отсюда, в Петербурге, в уютной квартире осталась любимая жена на сносях. Но он, несомненно, успеет вернуться к рождению сына. Конечно же у них будет сын… Василий Григорьевич запомнил, как тревожность в глазах Ольги, услышавшей о его решении ехать, сменилась согласием: она понимала, что муж не может отказаться от столь ответственного поручения. Хорошо, что в ожидании ребенка Ольга перестала читать газеты. Те сообщали: «Во всей Персии анархия, участились разбои и грабежи». Опасности? Янчевецкий столько раз сталкивался с ними, что твердо уяснил: опасности могут подстерегать везде, главное – быть готовым к встрече с ними. Разумеется, он благополучно вернется. Он и в самом деле не мог отказаться. Он давно и непоправимо очарован Азией, а такое серьезное приключение, как командировка в мятежную Персию, – неповторимо.