Жюстин - Этим утром я решила перестать есть

Раньше, как все девочки, я интересовалась шмотками, особенно в период шестидесяти килограммов, когда так хорошо себя чувствовала. Теперь внешний вид не имеет для меня значения. Да и зачем покупать одежду сейчас, когда я худею? Лучше подождать, пока вес стабилизируется.

В течение какого-то времени я уже одеваюсь в свободные вещи для того, чтобы спрятать свою фигуру — объект замечаний или неодобрительных взглядов. Широкие свитера, широкие брюки… Да мне и не хочется ничего. Наденьте на меня мешок из-под картошки, я и то не буду возражать. Чего мне хочется, так это контролировать свое тело, раз и навсегда. Но в то же время я испытываю тоску, чувство вины. Я виновата в том, что заставляю окружающих страдать, плакать и ссориться.

До этого я всегда была образцовой девочкой, первой во всем, как дома, так и в школе, как для родителей, так и для бабушки с дедушкой, девочкой, которая добивается успеха. Но это не так на самом деле. Я споткнулась на еде. Потом я уже думала, что эта болезнь была, быть может, способом показать, что я не совершенство, — я, прилежная, первая в классе, воспитанная, прекрасная маленькая хозяйка, кулинарка в душе, девочка, готовая на любые жертвы.

Я очень много помогаю маме. Я сижу с маленькой сестрой, которая часто говорит, что я для нее словно вторая мама. Еще до рождения маленькой Жанны, когда мама днем работала, я оставалась дома со средней моей сестрой. Мы сами за собой следили. Мне нравилось чувство ответственности, мне нравилось спокойно сидеть дома и в какой-то степени играть роль хозяйки. И я продолжаю этим заниматься. Я убираю, я готовлю, я тщательно делаю домашние задания, иногда переписывая по два раза. Я укладываю Жанну спать. Я очень, очень внимательно отношусь к тому, что едят другие, словно они едят «за меня», вместо меня… Я мою посуду, я вытираю посуду, я расставляю посуду. Все к этому привыкли, и парадокс, но меня стало раздражать то, что все просят меня сделать и еще что-нибудь. Мне захотелось жить своей жизнью, гулять на улице, проводить время с ровесниками, веселиться так же, как они. Но я, в отличие от остальных подростков, этого не показываю. Семья мне тоже нужна, мне интересно то, что они говорят И делают в нашем доме. Я упрашиваю маму взять меня с собой в магазин. Я хочу посмотреть, что она покупает. Отец иногда упрекает меня за это.

— Жюстин, дай маме возможность самой заняться хозяйством!

Тогда я не понимала, что по-своему контролировала семью, так же как пыталась контролировать собственное тело. Начиная диету, я, честно говоря, просто провоцировала членов своей семьи. Когда мне говорили: «Ты не выдержишь диету», я думала: «Heт выдержу, выдержу». Я хотела нападать, стать атакующей стороной. Я развязала какую-то домашнюю войну, из которой хотела выйти победительницей. Глупая воительница, поле битвы которой ограничивалось обеденным столом, холодильником, кухонными полками и отделами супермаркета.

Семейные трапезы стали истинным мучением.

Я смотрю на часы, чешу затылок, изнываю от скуки. Я кладу себе всегда одни и те же приборы — одну и ту же вилку, один и тот же нож и крошечную ложечку, с ручкой в четыре сантиметра длиной. Она помогает мне клевать рис, зернышко за зернышком и слизывать йогурт кончиком языка. Благодаря этой ложечке я могу есть медленно, обманывая родителей. Если я доем раньше всех, мне положат добавку, и опять начнется спор.

— Ты ничего не взяла!

— Да нет…

— Дай свою тарелку!

— Да нет, все хорошо…

Я тяну время для того, чтобы последней сделать свой последний маленький глоточек. Да я и не вынесу, если родители будут продолжать есть, после того как я уже закончила, потому что я голодна, и пока они заставляют меня взять еще еды, я борюсь со своим голодом.

— Возьми мяса! Тебе необходимо мясо!

От мяса отказаться труднее, чем от всего остального. Я выбираю пол-ломтика постной свинины, или куриную грудку, или половинку рыбного филе. Я никогда не беру целый кусок. Никогда не ем жир. Я так и вижу, как этот жир облепит мои бедра — он отвратителен. А я ведь обожаю фуа-гра (гусиную печень). Но и речи быть не может о том, чтобы ее есть.

Мне говорили, что больные анорексией не любят есть. В моем случае это не так Я люблю есть. Ночью мне снится ЕДА, всяческая еда! Просто я, одинокая и непонятая, объявила голодную забастовку. Во сне я вижу продуктовые магазины: булочную, кондитерскую, витрину с колбасой, тележку с мороженным. Я вижу себя в доме бабушки, на кухонном столе возвышается ее пирог с белым вином, покрытый ореховым шоколадным кремом. Я вижу хоровод миндальных орешков и мини-пирожных, которыми закусывают во время аперитива, я вижу, как я работаю в кафе быстрого обслуживания и возвращаюсь домой, унося с собой все, что не было продано за день. И даже мороженое! Я опять вижу себя у бабушки, которая готовит для меня свое знаменитое блюдо — почки в мадере, я их чувствую, я помню их запах, аромат их соуса. Я возвращаюсь во сне в Бретань, в блинную, где в виде исключения позволила себе съесть блинчик с луком. Я там даже меню пере писала на листочек для того, чтобы не забыть рецепт. Прямо сны Жюстин в стране Чудесной Жрачки. Я — обжора по доверенности. Одна часть моего мозга обожает есть, а другая — ненавидит еду. Что делать? Вот было бы здорово есть и худеть от этого!