Михаил Окунь: Анри де Тулуз-Лотрек

Анри был потомком древнего аристократического рода – его предки когда-то возглавляли крестовые походы и даже вступали в родственные связи с королями Франции. Он родился в 1864 году на юге страны в городе Альби и в четырнадцать лет из-за перелома обеих ног, вызванного врожденным костным заболеванием, навсегда остался калекой. Мальчик перестал расти, и рост его на всю жизнь остался 150 см. Видимо, именно эти драматические обстоятельства подтолкнули его целиком отдаться живописи, страсть к которой проявилась у него еще в детстве. В 1882 году юный Анри навсегда уезжает в столицу искусств – Париж.

По приезде в Париж начинающий художник несколько лет посещает студии академической живописи, однако впоследствии, познакомившись с художниками-импрессионистами Ван Гогом, Дега, Писарро, Гогеном и другими, усваивает авангардистскую технику письма – мазками, штрихами, пятнами, точками…

В 1885 году Лотрек поселяется в самом центре Монмартра, и отныне вся его жизнь связана с этим районом Парижа. Да и сам он становится его неотъемлемой частью. Фигуру Лотрека в мешковатых брюках, длинном пальто, котелке и с бамбуковой тросточкой узнают все. Он остроумный, общительный собеседник, его бородатое лицо всегда подвижно, и он свой в любом окружении, даже в компании клошаров, изгоев общества.

В конце прошлого века Монмартр еще сохранял черты полудеревенского пригорода. Существовало даже несколько ветряных мельниц, по имени которых вскоре стали называть кафешантаны и кабаре «Эллисе-Монмартр», «Мерлитон», «Мулен де ла Галет», и, конечно же, знаменитое ночное кабаре «Мулен Руж» («Красная мельница») на бульваре Клиши, процветающее и по сию пору.

Именно актеры кабаре (например, знаменитая танцовщица Ла Гулю, «королева радости», смесь вульгарности и артистизма, и ее партнер по прозвищу Бескостный) и зрители – художественная богема, простой люд, проститутки, обитатели городского дна – и стали главными персонажами Лотрека. С 1889 по 1892 годы он создает серию полотен, где фиксируется пестрый мир монмартрских кабаре.

Так шутливо называл себя Лотрек – вероятно, рассматривая в зеркале свою непропорциональную фигуру в обнаженном виде. Понятно, что имел в виду художник под «носиком» – остались свидетельства, что его половой член был весьма внушительных размеров.

Будь коротышка Лотрек обыкновенным пьяницей, гулякой праздным и бабником, а не выдающимся живописцем, ему вполне подошла бы поговорка «Дурное дерево в сук растет».

Он рано познакомился с публичными домами и охотно вступал в связь со своими натурщицами. Можно назвать Мари Шарле, которая разносила слухи о небывалых сексуальных способностях Лотрека; Сюзанн Валадон, впоследствии ставшую известной художницей (их бурный роман продолжался три года); Берту Ла Сурд и многих других.

В 1891 году Лотрек создает первую литографическую афишу для «Мулен Руж». За ней следуют другие, а также театральные программы и книжные иллюстрации. Афиши художника были практически первыми, созданными по типу плаката. Они обессмертили облик ярких, но эфемерных звезд Монмартра: надменной и жеманной Жанны Авриль, карикатурной певицы Иветт Гильбер, похожей на гейшу Мэй Бельфор, кукольной Мэй Мильтон, клоунессы Ша-Ю-Кау и других. На афишах Лотрека они остались для нас в экспрессии, в движении, в характерных позах.

С 1892 по 1895 годы Лотрек пишет множество сцен из жизни публичных домов. В то время к этой теме обращались многие французские художники и писатели, но Лотрек трактует ее по своему – без сентиментальности, но и без холодной отстраненности. С 1894 года он и вовсе поселяется в одном из домов терпимости на улице де Мулен (Мельниц), чтобы понаблюдать этот мир изнутри.

Естественно, Лотрек не был сторонним наблюдателем. Он проводил с проститутками дни и ночи, играл с ними в карты, ел и приносил дорогие вина, дарил подарки на дни рождения. И, конечно, не забывал удивлять их в постели.

Когда у женщин были выходные, он показывал им свою студию, приглашал в ресторан, цирк или театр. В нем, видимо, жил подлинный, генетический аристократизм, который нынче вряд ли сыщешь, – будучи действительно высокого происхождения, он чувствовал себя на равных с «отбросами общества» и никоим образом не давал им понять, кто есть кто.