Николай Гоголь - Переписка Н. В. Гоголя. В двух томах

Велика ценность гоголевской переписки как источника для характеристики его литературной позиции и эстетических взглядов в ранний период деятельности. В литературной жизни начала 1830-х годов Гоголь сразу проявляет себя союзником пушкинской группы писателей. Он с пониманием относится к творческим поискам самого великого поэта, которые холодно, а порой и враждебно воспринимались большинством читателей и критиков тех лет. Его восхищение вызывают поэма «Домик в Коломне», «в которой вся Коломна и петербургская природа живая» (А. С. Данилевскому от 2 ноября 1831 г.) и «История Пугачева», привлекшая Гоголя-художника образом главного героя. В устах автора «Вечеров на хуторе близ Диканьки» выразительно звучал ставший впоследствии хрестоматийно известным отзыв о стихотворных сказках на фольклорной основе, созданных Пушкиным и Жуковским: «Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены и купол, на славу векам <���…>» (В. А. Жуковскому от 10 сентября 1831 г.). Глубоки гоголевские суждения о соотношении поэзии Пушкина и Языкова как целого и части – «обширного океана» и «реки», а также образное сопоставление характера творчества обоих любимых авторов (А. С. Данилевскому от 30 марта 1832 г.). В восторженных отзывах о зрелом творчестве Пушкина, в предпочтении, которое оказывалось ему перед кумиром романтиков – Байроном, в насмешках над эффектной фразеологией некоторых писем А. С. Данилевского или неестественностью драматических произведений Н. В. Кукольника проявляла себя общая идея эстетической реабилитации «обыкновенного», которая наиболее ярко воплотилась в те годы в повести Гоголя «Старосветские помещики» и его статье «Несколько слов о Пушкине».

В отличие от более позднего периода, молодому Гоголю было свойственно активное отношение к современной литературной борьбе, стремление вмешаться в журнальные схватки. Причина тому – не только азарт молодости, но и сама литературная ситуация рубежа 1820–1830 годов с ее бурной полемикой, резкой конфронтацией. В 1834–1835 годах в переписке с М. П. Погодиным Гоголь заинтересованно и со знанием дела обсуждает задачи журнала «Московский наблюдатель». Разочаровавшись в этом издании, он становится сотрудником пушкинского «Современника», в котором выступает и как прозаик, и как драматург, и как критик.

Темперамент Гоголя-полемиста ярко раскрывается уже в одном из первых писем к А. С. Пушкину (21 августа 1831 г.). Отталкиваясь от иронического сопоставления реакционного журналиста и прозаика Ф. В. Булгарина с третьестепенным литератором А. А. Орловым, проведенного Пушкиным в памфлете «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов», Гоголь предлагает свой план их «сравнительной характеристики». Письмо замечательно не только ясным обнаружением литературных антипатий Гоголя, но и разнообразием использованных приемов комического, в целом типичных для писателя. Здесь и пародийное переиначивание формы ученой критики, и создание маски повествователя, с серьезным видом делающего абсурдные умозаключения, и искажение подлинного масштаба явлений: «<���…> литературу нашу раздирает дух партий ужасным образом <���…>. Все мнения разделены на две стороны: одни на стороне Булгарина, а другие на стороне Орлова»; «Самая даже жизнь Булгарина есть больше ничего, как повторение жизни Байрона; в самых даже портретах их заметно необыкновенное сходство».

Юмор и насмешливость, брызжущие в цитированном письме, составляют одну из важнейших граней личности молодого Гоголя. В литературу начала 1830-х годов он вошел не только как выразитель национальной украинской темы, но и как яркий комический писатель. «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки», – писал в сентябре 1831 года А. С. Пушкин. – Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. <���…> Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился. <���…> Поздравляю публику с истинно веселою книгою <���…>» (Пушкин, т. XI, с. 216). По свидетельству друзей Гоголя, веселость, склонность к мистификациям составляли в 1830-е годы одну из характерных черт и его житейского поведения. «Мы привыкли в часы досуга или слушать подкрепительные для духа ваши суждения, или просто забавляться вашим остроумием и весельем», – писал Гоголю в декабре 1841 года А. А. Иванов.