Ярослав Соколов - Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами

Вот что рассказывала о чернобыльских событиях профессор Ангелина Гуськова, врач-радиолог клинической больницы ИБФ: «Мне позвонили из медсанчасти. Говорят, на станции пожар, слышны какие-то взрывы. Вдруг связь забивается, слышно плохо. Это было через час после взрыва, то есть в половине третьего ночи. Наверное, я первой в Москве узнала о случившемся. Сразу же позвонила дежурному Третьего Главного управления Минздрава, сказала, что мне нужна хорошая связь с Чернобыльской АЭС, и попросила прислать машину.

Вскоре я уже была в управлении. Оттуда связь лучше. Получила сведения о пострадавших. Рвота, краснота на теле, слабость, у одного пациента понос, то есть типичные признаки острой лучевой болезни. Однако меня пытались убедить, что горит пластик и люди отравляются ядовитыми газами. Из новых сообщений узнала, что в медсанчасти число пострадавших увеличивается: уже сто двадцать человек. Я им говорю: ясно, что это не химия, а лучевое поражение, будем принимать всех… Еду в клинику. Вызываю аварийную бригаду, чтобы отправить ее в Припять. К их возвращению клиника должна быть готова к приему больных. В пять утра бригада была у меня вся в сборе, а ждать пришлось несколько часов! «Наверху» сомневались в необходимости вылета бригады в Припять! Самолет дали только в два часа дня, хотя врачи могли быть в Чернобыле на восемь часов раньше.

На месте стало ясно, что мы имеем дело с радиационной аварией. Сначала в Москву отправили самых тяжёлых. В клинику больные начали поступать через сутки – на следующее утро. К этому времени больница была уже в основном освобождена. Как и предусматривалось для таких случаев, назначили начальников отделений – наших сотрудников. Клиника полностью перешла на новый режим работы.

Мы не были готовы к такому потоку больных, но оперативно решали все проблемы. Наше счастье, что было тепло и больных привозили раздетыми. Рабочую одежду с них снимали там, перед отлетом, а второй раз мы раздевали их уже в клинике. Всех мыли, отбирали «грязные» инструменты, книги, вещи – всё было заражено. Самых тяжёлых разместили на верхнем этаже. Ниже – тех, кто пострадал меньше. И началась лечебная работа».

ЕСЛИ БЫ НЕ ХАЛАТНОСТЬ РУКОВОДСТВА СТРАНЫ,

СПАСТИ УДАЛОСЬ БЫ НАМНОГО БОЛЬШЕ ЛЮДЕЙ.

НО ВРЕМЯ БЫЛО УПУЩЕНО.

Общее число пациентов, госпитализированных в клиники Москвы и Киева с предварительным диагнозом «острая лучевая болезнь» составило порядка 350 человек. Из 129 человек, доставленных самолётами в Москву, диагноз впоследствии подтвердился у 108, из обследованных в Киеве – у 26 больных. Позднее в клинике ИБФ обследовались ещё 148 человек из числа первых участников ликвидации аварии, а в последующие 3 года здесь продолжали лечение и повторное обследование около 100 больных острой лучевой болезнью ежегодно. Всего же для исключения данного диагноза было обследовано свыше 3000 человек.

Если говорить только об острой лучевой болезни, то прямыми жертвами аварии на Чернобыльской АЭС стало 134 больных ОЛБ, из них в течение 4 месяцев умерло 28 человек, в отдалённые сроки (за последующие 25 лет) – ещё 21. Плюс 2 оператора, погибших в день аварии. Эти данные о числе прямых жертв катастрофы не столь шокирующие, как можно было бы предположить. Шокирует другое – то, что это, по сути, единственные относительно точные данные о людских потерях.

Что касается остальных данных, то, как указывается в материалах Чернобыльского форума: «Невозможно надежно определить с какой-либо точностью число случаев смертельных раковых заболеваний, вызванных облучением вследствие аварии на Чернобыльской АЭС, как и фактическое воздействие стресса и страха, вызванных самой аварией и реакцией на неё. Небольшие различия в предположениях, касающихся радиационных рисков, могут привести к большим различиям в прогнозируемых медицинских последствиях, которые являются поэтому крайне неопределенными».

«Очень хорошо запомнился один эпизод из моего пребывания в зоне Чернобыльской АЭС, случившийся незадолго до моего отъезда домой, – рассказывает бывший ликвидатор, врач-рентгенолог Андрей Волков. – Наше подразделение стояло лагерем километрах в сорока от Припяти. Каждое утро нас привозили на территорию станции для проведения различных обеззараживающих работ. Одна из последних задач, которую нам поставили, была расчистка крыши третьего энергоблока от кусков высокорадиоактивного графита.