Ярослав Соколов - Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами

Увидела своего малыша я лишь спустя три дня, когда меня перевели из интенсивной терапии в послеродовое отделение. Роддом, как я уже говорила, был старой системы – роженицы лежали отдельно в палатах, новорожденные – в двух детских отделениях. Когда меня перевели в послеродовую палату, как раз наступило время кормления, и медсёстры начали развозить кулёчки с детками по палатам. Можно представить, с каким нетерпением я ждала встречи со своим сыночком, но вот всем мамочкам уже принесли малышей, а до меня очередь так и не дошла. Не на шутку разволновавшись, придерживая распоротый живот обеими руками, я побрела в детские отделения.

В первом его не оказалось, и медсестра ничего не смогла сказать. Зато другая сразу развеяла все мои опасения: «Нам просто не сообщили, что вас уже перевели. Не волнуйтесь, на вечернее кормление принесу». – «А где он? Можно мне хоть посмотреть на него?» – я знала, что не успокоюсь, пока не увижу сына своими глазами.

Медсестра указала мне на кроватку за стеклянной стеной детской, и я сразу узнала своего малыша. Всё пережитое захлестнуло меня горячей волной, и я не могла сдержать слёз.

В РОДИЛЬНОЙ ЖЕНЩИНА АБСОЛЮТНО БЕЗЗАЩИТНА.

ЗАДАЧА ХОРОШИХ ВРАЧЕЙ – ПОДДЕРЖАТЬ ЕЕ

И ПОМОЧЬ СПРАВИТЬСЯ С ТОЙ УЖАСНОЙ БОЛЬЮ,

КОТОРАЯ ВСЕГДА СОПРОВОЖДАЕТ РОДЫ.

«Ну, что вы, мамочка, – кинулась меня успокаивать сестричка, – нельзя вам так волноваться! Ребёночек ведь чувствует ваше состояние, тоже будет нервничать. Не плачьте, всё будет хорошо». Её слова подействовали, я взяла себя в руки и тут же успокоилась, взглянув ещё раз на сына. И через три часа я смогла, наконец, обнять своё сокровище.

Это произошло больше двадцати лет назад, и долгие годы события тех дней вспоминались с болью и обидой, как одно из самых тяжёлых испытаний, выпавших мне. Сейчас я понимаю, что мне, в общем-то, не в чем упрекнуть врачей, наверное, они всё сделали профессионально – контролировали моё состояние, вовремя приняли решение об операции, и ребёночек в конце концов родился живым и здоровым. Наверное, так. Но рубец на душе заживал куда дольше и больнее, чем разрез на животе.

Сегодня многое изменилось. Всё больше появляется родильных домов со статусом «больница, доброжелательная к ребёнку», ориентированных на грудное вскармливание, и мамочки там с первого дня лежат в одной палате с новорожденным. Роддома переоборудуются так, чтобы женщина могла рожать в той позе, в какой ей комфортнее – хоть лёжа, хоть стоя, хоть сидя, и персонал проходит для этого специальную подготовку. А если рожаешь по контракту, то и в отдельном родблоке, и в присутствии мужа, и с возможностью посещений родных 24 часа в сутки. Всё это очень здорово, ведь такие условия позволяют избежать множества стрессовых ситуаций при рождении, сделать его настоящим праздником, каким оно и должно быть по самой сокровенной своей сути.

Но все же самое главное зависит от того, что за врач рядом с тобой и какие слова ты услышишь от него в этот значимый момент – «ты живого не родишь» или «не бойся, всё будет хорошо, ты молодец, я рядом, ты справишься». Когда ты приводишь в мир нового человечка, нельзя оказаться одной, растерянной, беспомощной, испуганной, никому не нужной. Ведь становясь матерью, ты заново рождаешься сама, как женщина и как личность».

«То, что я пойду в медицину, было ясно с детства, так как все члены моей семьи медики, – рассказывает акушер-гинеколог Вера Ананьева. – Акушерство выбрала потому, что ты помогаешь появиться новой жизни – и это ни с чем невозможно сравнить.

В шестнадцать лет у меня был опыт, после которого я точно определилась, что буду именно гинекологом. Я проходила медицинскую практику и стала свидетелем трагического случая. Женщина пришла на аборт, у неё случился анафилактический шок, как реакция на парацервикальную анестезию. В то время при абортах в основном использовались препараты для местного обезболивания. Женщину спасти не смогли. Так у меня с юных лет осталась стойкая антипатия к абортам. Если работаешь в акушерстве, то это, на мой взгляд, по определению должно означать, что ты против абортов. Мне с самого начала довелось увидеть оборотную сторону медали – чем это может быть чревато для женщины.

Сейчас я с ужасом наблюдаю, насколько всё упростилось: делают фармакологические аборты, выпила таблетку – и порядок. Вопрос заключается ещё и в том, какую дозировку этого препарата получает женщина и как на него реагирует. Была у меня пациентка, молодая девушка, которая после приёма первой таблетки (она приводит к гибели эмбриона) вдруг передумала, у неё внезапно появился безотчётный страх. Но, к сожалению, что-то менять было уже поздно, потому что уже никто не даст гарантии, что плод после этого может выжить и нормально развиться. Вторая таблетка просто выводит мёртвый эмбрион из матки. А она решила остановиться, когда практически уже всё сделала, и страх, правильно ли она поступает, просто запоздал, и ей с этим жить дальше.