Йохен Ланг - Протоколы Эйхмана.Записи допросов в Израиле

ЛЕСС. В этом документе упоминаются "огромные ценности и имущество". Вы говорите, что речь идет о фонде поддержки эмиграции. Этот фонд был образован из имущества евреев, которые затем эмигрировали, и из того, что они не могли взять с собой?

ЭЙХМАН. Да... конечно. Из этого составился фонд.

ЛЕСС. Как понимать упомянутую здесь "требуемую твердость", отличавшую вас?

ЭЙХМАН. Господин капитан, это были просто крылатые слова... вообще в СС. Это... в СС всегда называлось... указание... Гиммлер сказал, что эсэсовец должен быть тверд по отношению к себе и к другим, он должен делать больше, чем обязан; эти... эти сентенции - мы так их называли - провозглашались Гиммлером обычно к Новому году. И появлялись новые крылатые слова. Долгое время повторялось то и дело: твердость! твердость!.. Потом стойкость, выдержка! И все эти словечки.

ЛЕСС. Согласны ли вы, что каждый приличный человек, который прочтет этот документ, сможет понять его только одним образом, а именно, что вы были повышены в звании до оберштурмбаннфюрера потому, что отличились в отправке евреев "с требуемой твердостью" на смерть и в разграблении имущества этих еврейских жертв?

ЭЙХМАН. Сегодня, через 15 лет, это выглядит на самом деле так, господин капитан. Но это было не так.

ЛЕСС. Решение вопроса "быть или не быть" немецкому народу вы видели в необходимости уничтожения всего еврейского народа, всех евреев Европы?

ЭЙХМАН. Господин капитан, если бы мне в то время сказали: "Твой отец изменник", то есть что мой собственный отец изменник и я должен его убить, то я сделал бы это. В то время я тупо следовал приказам, тупо и послушно исполнял приказы и в этом находил - как бы мне выразиться - свое назначение. Все равно, какое бы мне ни давали задание, господин капитан.

ЛЕСС. Если бы вам сказали, что ваш отец изменник, вы бы не потребовали хоть немного больше доказательств, прежде чем выполнять такой приказ?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я не думаю, что в то время такое рассуждение имело смысл... имело смысл, не думаю. Везде мы видели мертвых, и было свое личное отношение к этим вещам, которого сегодня уже нет.

ЛЕСС. Вы, значит, должны были прийти к убеждению, что спасение немецкого народа может быть только в уничтожении евреев?

ЭЙХМАН. Господин капитан, таких понятий у нас вообще не было, не было их. Нам приказывали - и поэтому приказанное выполнялось. Если я получаю приказ, то я не должен его толковать, а если я отдаю приказ, то запрещено его обосновывать, этот приказ. Я получаю приказ - и обязан слушаться.

ЛЕСС. Но не обязаны, если речь идет о явно незаконном действии.

ЭЙХМАН. Вы сказали, господин капитан, - незаконном. Сегодня я совсем иначе отношусь к этим вещам - не только я, но... э... э... но, наверное, почти все, за исключением нескольких тронутых упрямцев, которые бывают всегда. Но тогда? Я бы не считал это незаконной деятельностью. Я совершенно честно говорю о своем тогдашнем отношении, господин капитан. Если бы меня спросили о чем-то таком до 8 мая 1945 г., до конца войны, я бы ответил: "Это... это правительство, которое... э... э... выбрано большинством германского народа; все... э... э... культурные страны мира имеют свои представительства и так далее". Зачем мне, маленькому человеку, задумываться над этим? Я получаю приказ от своего руководителя и не смотрю ни вправо, ни влево. Потому что это не мое дело. Мое дело слушаться и повиноваться.

ЛЕСС. Если, например, ваш руководитель даст приказ расстреливать гражданское население - не заложников, а просто так - схватили людей и приказывают: "Расстрелять!" Что, подчиненный должен исполнить такой приказ?

ЭЙХМАН. Точно так же, господин капитан, как пилоты союзных бомбардировщиков сбрасывали свои бомбы на немецкие города и убивали женщин, и детей, и стариков. Точно так же! Он может сделать одно: он может - в этом свободен каждый - застрелиться.

ЛЕСС. Здесь надо различать между боевой операцией и невоенной акцией.

ЭЙХМАН. Да, да, все это случалось на войне, господин капитан. Но я никогда не стоял перед этой альтернативой - расстреливать или отдавать приказ о расстреле.

ЛЕСС. Но если ваш подчиненный выполняет явно преступное приказание, будет он отвечать за это?

ЭЙХМАН. Во время войны есть только одно: следовать приказу. Если кто-то ослушался, его ждет военный суд. Если он исполнил приказ, а это был приказ неправильный, к ответственности должен быть привлечен отдавший приказ. Так было всегда. Все эти вещи, они в нас уже въелись, постепенно... Мы со всем этим срослись, ничего не знали, кроме следования приказу; были закованы в цепи присяги.