Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

На следующий день, как всегда, он принял военного министра Д. Ми­лютина.

Он постарался быть спокоен. Опять же — привычно. Из дневника Д.А. Милютина: «Государь вызвал меня в кабинет. Как и в других, прежде бывавших подобных случаях, он сохранил полное присутствие духа, видя в настоящем случае новое проявление Перста Божьего, спасающего его в пятый уже раз от злодейских покушений».

Это было прекрасное объяснение. Однако министр, как и вся Россия, не мог избавиться от иной мысли: «Настоящий случай как-то особенно поразителен. Всякому прихо­дит на ум мысль — где же можно искать спокойствия и безопасности, если в самом дворце царском злоумышленники могут подкладывать мины?!»

И Милютин был прав — «где же можно искать спокойствия и безо­пасности?»

В Петербурге царила невиданная паника.

Вот они — голоса современников:

«Динамит в Зимнем дворце! Покушение на жизнь русского царя в самом его жилище! Это скорее похоже на страшный сон. Где же предел и когда же конец этому изуверству?» (петербургская газета «Голос»).

И великий князь Александр Михайлович впоследствии напишет: «Было бы слишком слабым сравнением, если бы я сказал, что мы все жили в осажденной крепости. На войне друзья и враги известны. Здесь мы их не знали. ...Камер-лакей, подававший утренний кофе, мог быть на службе у нигилистов... каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить ка­мин, казался нам теперь носителем адской машины».

Видимо, это было общим рассуждением — и в большой романовс­кой семье, и в Петербурге.

«Берегитесь ваших трубочистов, им велено в важных домах сыпать порох в трубы. Избегайте театров, маскарадов, ибо на днях будут взры­вы в театрах, в Зимнем дворце, в казармах» (из письма в Третье отделение).

«Говорили, что под Малою церковью Зимнего дворца найдено несколь­ко пудов динамита...» «Теперь в Исаакиевском соборе ежедневно ос­матривают подвалы — неровен час, может, и туда подсыплют динамита, благо, что так легко теперь делают...» «Угрожают 19-го февраля взор­вать весь Петербург...» «...Одни рассказывают, что будет испорчена во­допроводная труба в Петербурге... останемся без воды, другие, что были получены печатные листки в казармах Преображенских, Конногвар­дейских и 8-м флотском экипаже, что они будут взорваны; говорят, что вторично во дворце было какое-то несчастье, что продолжают находить динамит» (из дневника генеральши Богданович).

«Пережившие эти дни могут засвидетельствовать, что нет слов для описания ужаса и растерянности всех слоев общества. Говорили, что 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права, будут совершены взрывы в разных частях города. Указывали, где эти взрывы произойдут. Многие семьи меняли квартиры, другие уезжали из города. Полиция, сознавая свою беспомощность, теряла голову. Государствен­ный аппарат действовал лишь рефлекторно. Общество чувствовало это, жаждало новой организации власти, ожидало спасителя» (Эжен-Мельхиор де Вогюэ, дипломат).

Эхо 5 февраля — взрыва во дворце царей — покатилось по всей России.

На нелегальной квартире обсуждали случившееся и народовольцы.

Халтурин был в ужасающей депрессии. Нет, не потому что убил и искалечил больше полусотни человек... Он не мог себе простить, что царь остался жив.

«Известие о том, что царь спасся, подействовало на Халтурина са­мым угнетающим образом. Он свалился совсем больной, и только рас­сказы о громадном впечатлении, произведенном 5 февраля на всю Россию, могли его несколько утешить, хотя никогда он не мог прими­риться со своей неудачей» (Л. Тихомиров).

Сожаление о погибших гвардейцах Великий И.К., конечно же, вы­разил.

Прокламация Исполнительного Комитета «Народной воли» от 7 февраля 1880 года:

«С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчаст­ных солдат царского караула, этих подневольных хранителей вен­чанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произво­ла, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения не­избежны».

Так что сами виноваты.

И в заключение — новая угроза: «Объявляем еще раз Александру !I, что эту борьбу мы будем вести до тех пор, пока он не откажется от своей власти в пользу народа, пока он не предоставит общественное переустройство всенародному Учредительному собранию».

В тот же день 7 февраля хоронили погибших гвардейцев.

Царь был в церкви во время отпевания и погребения. На катафалке стояли 10 гробов. Глядя на эти выстроившиеся гробы, Александр ска­зал: «Кажется, что мы еще на войне, там, в окопах под Плевной!»