Николай Жогин: По следам преступлений

А Торчинский все это время энергично зондировал сырьевую базу. Он успел объехать несколько ближних колхозов и договорился о поставке шерсти на прядильные фабрики по спецзаказу мастерских. В ход опять-таки шли официальные слезные письма «в порядке исключения», «в порядке шефской помощи» людям, «страдающим тяжким недугом — психическим расстройством». И естественно — наличные суммы, выделенные из акционерной кассы.

На сегодня была назначена деловая встреча с представителями прядильной фабрики. Они будут делать для мастерских пряжу.

Деловая встреча состоялась в ресторане «Арагви». Мулерман, крупный знаток кавказской кухни, заказал столик заранее. Их встретил метрдотель, сухощавый черноволосый человек. Науму Львовичу он улыбнулся, как старому знакомому.

— Налево в зал попрошу, третий столик справа. Пожалуйте, проходите.

Торчинский поморщился:

— Эта ваша популярность мне не очень нравится. Вы же не киноартист Бернес…

— Бросьте ныть, — ответил Мулерман, — вам везде мерещатся агенты ОБХСС. Все идет прекрасно. А если мы будем себе отказывать в этом, — он щелкнул по карточке меню, — стоило ли регистрировать свое рождение?

И Наум Львович с наслаждением, как и подобает всякому гурману, стал выбирать закуски.

— Конечно, осетринка, соус сацибели, — нежно ворковал он, — сациви из индейки, белужий бочок, сулгуни — это на закуску. Ну и, конечно, шашлычок по-карски. Или лучше цыплята-табака?

— Мне все равно, — буркнул Торчинский, — я не Ротшильд.

— Если можно, — не слушая колкостей партнера, говорил Мулерман официантке, — две бутылочки армянского коньяка. Попросите для меня. — И он многозначительно похлопал официантку по руке. — А вы все цветете!

— Каждый ваш глупый комплимент официантке, — проворчал Торчинский, — это лишние пятьдесят копеек, приписанные к счету. Вы что, не знаете эту публику?

— Почему пятьдесят? — изумился Мулерман. — Мы не нищие. Набрасываю рубль!

— Я в этом не участвую.

— Слушайте, Торчинский, я давно все хотел спросить: зачем вам деньги?

— Это разговор не для ресторана.

— Нет, почему же? Здесь каждый занят собой, и нас никто не слушает. Ответьте мне: почему вы решили потихоньку грабить родное государство? Вы живете вдвоем с женой. У вас чудная квартира, вы имеете дачу, записанную, правда, на какую-то дальнюю родственницу. Вы не ходите по ресторанам, если только я вас не вытащу силой. Вы не увлекаетесь, сколько я знаю, женщинами. Про вас по крайней мере не скажешь: «Седина в бороду, а он пошел по городу». Так зачем же вам деньги?

— А вам?

— О, я вам скажу. Я не делаю и» этого тайны. Я, как вы знаете, люблю выпить и люблю закусить. Особенно после того, как я несколько лет посидел на строгой диете. Но много мне не надо. Я дал себе слово: сколотить миллион. Не пугайтесь, это на старые деньги. Я соберу, стало быть, сто тысяч новых гульденов и выхожу из игры. И даже не потребую компенсации за мое оборудование.

— Посмотрим.

— Я доставлю вам это удовольствие. Но вы не ответили на мой вопрос, Торчинский: зачем вам столько денег? На черный день? Или вы хотите обратить их в драгоценности? Ведь это очень рискованная операция.

Ответить Торчинскому не пришлось: к их столику направлялись поставщики сырья. Акционеры встретили их стоя. Торчинский представил гостей Мулерману: Стацюк — коммерческий директор фабрики, Соловьев— главный бухгалтер. Первую рюмку выпили за знакомство. Вторую и последующие — за успех дела, за здоровье простых тружеников лечебно-трудовых мастерских.

И если бы кто-то из сидевших за соседними столиками прислушался к их разговору, то он, собственно, так и понял бы, что вот собрались деловые люди, руководители кооперирующихся предприятий и ведут беседу на самые прозаические темы: о пряже, о шерсти, о тоннах, рублях, накладных, товарных ведомостях, вагонах, о внутренних резервах, ГОСТах и тому подобных сугубо производственных делах.

Фабрика недавно пустила в строй новое оборудование, и теперь создавались солидные резервы сверхплановой продукции. Именно за счет этих неучтенных резервов и решено было помочь (не исключая, конечно, и наличный расчет) больным тяжким недугом.

— За полное их выздоровление! — поднял рюмку главбух Соловьев.

— Это очень тяжелая болезнь, — искренне вздохнул Наум Львович, — от нее редко кому удается излечиться полностью. К тому же кто-то должен перерабатывать пряжу, которую вы нам любезно предоставляете. Я предлагаю выпить за здоровье нашего главного врача. Все в ее руках!