Влодзимеж Новак - Окружность головы

Чертов источник бьет из-под земли возле санатория «Борково» — в прошлом «Luisenbad» — в Полчин-Здруе. Источник старый, заброшенный, в глубине зеленоватый — в воде много железа. В январе или начале февраля 1944 года к нему подбежала смеющаяся девочка в красном пальтишке. И стала звать по-немецки свою младшую сестренку посмотреть на чудо: кругом снег и лед, а тут из земли вытекает вода. Алисе в то время было пять лет, Доре — на полтора года меньше. Обе светловолосые, бойко щебетали по-немецки, только

Алиса непонятно почему вместо «nein» говорила «nie» [1] Nein — нет (нем.), nie — нет (полъск.). (Здесь и далее — прим. перев.) , что страшно злило женщин в белых халатах, которые присматривали за детьми. В обширном доме с открытыми террасами и балконами полно было детворы. Внизу жили детишки постарше, на верхнем этаже — груднички. Весной на террасу погреться на солнышке вывозили коляски с младенцами. Их мамы прогуливались по парку. В этом новом Heim’e' сестричкам очень нравилось. Они еще не забыли лагерь для детей в Лодзи — там только и делали, что били и ругали. Ульку Качмарек так долго поливали водой на улице, что она превратилась в ледышку. Спали они на полу, тесно прижавшись друг к другу на грязном матрасе, потому что не могли взобраться на высокие деревянные нары. А здесь — белые кроватки и чистая постель, ночью постоянно горит ночничок над умывальником. Иногда только воспитательница даст по попе, если кто-то описается во сне. В Bad Polzin их привезли из Калиша, где было чуть получше, чем в Лодзи. Когда их навестил дядя Зигмунт, они

ему сказали, что за них волноваться не надо: «дяденька Гитлер очень добрый и присылает им конфетки».

Иногда, правда, Алисе снится большой дом в залитом солнцем саду, светлые волосы мамы. А высокий мужчина с усами это, наверное, папа. Он пьет кофе и слушает музыку по радио. Он, что ли, врач? Алиса не помнит. Она знает только, что теперь они с сестрой — бедные немецкие сиротки и ждут в Heim’e [2] Heim — семейный очаг (нем.). новую мамочку, Mutti, которая заберет их в настоящий дом. Так говорят тетеньки в белых халатах, а они всё знают.

В то время, когда Алиса с Дорой весело болтали у Чертова источника, голова их отца год как уже лежала в банке с формалином. Банка стояла на полке среди других сосудов с польскими головами в немецком Институте судебной медицины в Познани. Какой-то немецкий профессор написал на стекле: «Der Kopf eines inteligenten, polnischen Massenmorders, dr Franz Witaschek», что в дословном переводе означает: голова интеллигентного польского массового убийцы.

Ранним утром 8 января 1943 года доктор Виташек с высоко поднятой головой шел по двору Форта номер семь познаньской Цитадели и пел «У двери я Твоей стою, Господи». Вешали их партиями по девять человек на крюках, торчащих из свода бункера. Так погибли тридцать виташковцев. Вскоре в гестапо из Института судебной медицины поступило письмо с требованием немедленно выслать им голову Виташека. Там хотели исследовать мозг гениального человека.

Семью Виташека Вторая мировая война застала врасплох в пятницу утром. Они с женой позавтракали как обычно под концерт по радио. Девочки еще спали в своей комнате. Полвека спустя Халина Виташек напишет, что они были очень счастливой семьей. Им с Франтишком было по тридцать одному году. Никогда ей не забыть фигуру мужа, «красивую, стройную, как у английского джентльмена». К сентябрю 1939-го у них было три дочери, самой старшей, Мариоле, исполнилось пять лет, а младшенькой, Алодии, полтора года. Четвертую дочку, Дарью, Халина еще носила под сердцем. Она родит ее в октябре. Франтишек был талантливым ученым, ассистентом кафедры лечебной гигиены и кафедры микробиологии в Познаньском университете. Доктором всех медицинских наук, специалистом в области гигиены и здравоохранения. Летом 1939-го он приступил к написанию диссертации. Был также основателем и директором фабрики, первой в Польше начавшей выпускать кетгутовые хирургические нити. Всего в семье было в достатке, была новая вилла с садом в районе, где жили университетские профессора, автомобиль. По хозяйству помогала домработница, детьми занималась нянька.

В сентябре 1939-го Франтишек мобилизован не был: из-за врожденного порока сердца его признали негодным к военной службе. В то, что начнется война, доктор не верил до самого последнего момента. Успокаивал Халину, говоря, что немцы не решатся напасть на Польшу. Первые бомбы упали на Познань, когда его девочки играли в саду. День был на редкость погожий, солнечный.