Манфред Кох-Хиллебрехт - Homo Гитлер - психограмма диктатора

В кровавом угаре Русской кампании Гитлер получит такое же психическое удовлетворение от захвата противника врасплох и его уничтожения, какое он немного позднее испытал от Холокоста. Здесь удовлетворение также наступало только при уничтожении противника в «небольших районах, которые должны быть очищены от него на 100 %». По всей видимости, уже весной 1941 года Гитлер обсудил с Гиммлером с глазу на глаз «окончательное решение» еврейского вопроса. Во всяком случае, секретарша Шредер вспоминала, что, выйдя из кабинета Гитлера, рейхсфюрер СС упал на стул и простонал: «Боже мой, Боже мой, чего он требует от меня!»[131]

Жизненный путь Адольфа Гитлера был завален трупами. Однако, по свидетельству Альберта Шпеера, он всячески избегал «психического или даже визуального контакта с насилием».[132] Как истинный эйдетик Гитлер наслаждался им на расстоянии. Он получал удовлетворение от жутких статистических выкладок. Уже после первых симптомов болезни Паркинсона он начал составлять в уме невообразимые списки убитых. «В первую мировую войну Россия потеряла 1,5 млн человек военнопленными (по немецким данным) и 5 млн убитыми (по русским данным). Если вопреки сообщениям об особенно сильных потерях русских на Восточном фронте подобное соотношение сохранится и в эту кампанию, то в течение шести недель они потеряют 900 000 военнопленными и около 3 млн убитыми, а количество раненых вообще не поддается учету».

Уже при жизни многим наблюдателям было ясно, что Гитлер является сексуальным маньяком. 4 сентября 1938 года у генерала Гальдера не было в этом ни малейшего сомнения: «Этот душевнобольной стремится развязать войну, скорее всего, из-за извращенной сексуальной потребности увидеть, как прольется кровь».[133]

Потребность Гитлера в войне имела такую же сексопатологическую причину, как и его ненависть к евреям. «Он хотел войны, и он получил ее вопреки всему. Преступник добился того, что поставил свою страну на грань катастрофы».[134]

Более точный анализ подтверждает то, о чем писал Голо Манн: «Он был массовым убийцей, с самого начала желавшим всеобщей гибели; все его не имеющее прецедентов поведение, вся энергия, хитрость, организаторский талант и дар оратора были направлены на осуществление жутких фантазий».[135]

Себастьян Хаффнер по праву ставил Гитлера в один ряд с наиболее отвратительными сексуальными преступниками эпохи. «Гитлер убил бесчисленное множество невинных людей не исходя из какой-либо моральной или политической цели, а просто ради собственного удовольствия. Поэтому его место не рядом с Александром Великим или Наполеоном, а в компании с женоубийцей Кюртеном и детоубийцей Хаарманом».[136]

Бывший президент сената Данцига Герман Раушинг, убежденный нацист, позднее выпустил книгу своих бесед с фюрером, в которой предостерегал от Гитлера. Несмотря на то что записи этих бесед не всегда точны, Раушинг смог точно распознать один из существенных моментов психологии фюрера. Он установил, что Гитлер использовал идеологию только с одной единственной целью — захватить и удержать власть. Все красивые рассуждения о единстве народа и последнем шансе Европы были всего лишь пестрыми мыльными пузырями.[137] Гитлера интересовал только сам Адольф Гитлер. Он заставил свой народ принести немыслимые жертвы и совершить неописуемые преступления исключительно для личного удовлетворения. Но все было еще более отвратительнее и прозаичнее. Стараясь скрыть свои извращенные потребности, Гитлер стилизовал свои тайные пороки, придав им художественную форму.

Дело не ограничивалось только укреплением личной власти. В 1938 году после подписания Мюнхенского договора и присоединения Судетов власть Гитлера достигла апогея, но это не могло удовлетворить его порочных влечений. Только война могла доставить ему истинное удовольствие. Томас Манн в своем эссе «Братец Гитлер» блестяще подметил патологические корни глубокого убеждения фюрера в том, что его историческая миссия заключается в насильственной реализации прав угнетенного меньшинства, на что и были направлены вся его экспрессия и актерское дарование.

Родившийся в 1889 году Адольф Гитлер принадлежал к поколению «Перелетных птиц», поколению реформы, которое отстаивало новый образ жизни и изменило общественную значимость половых ролей, наполнив их неведомым ранее содержанием. Однако Гитлер, появившийся на свет в мелкобуржуазной провинциальной семье, по своему происхождению не принадлежал к тем социальным слоям, из которых рекрутировался авангард реформаторов. Тем не менее он живо интересовался реформистским движением. Шеф гестапо Дильс рассказывал, насколько близко было Гитлеру современное движение за реформы. Летом 1933 года при посещении в Годесберге отеля «Дрессен» фюрер уделил государственным делам намного меньше внимания, чем беседе с известным рейнским сторонником реформы. Причем все другие посетители с более важными делами вынуждены были ждать. Во время последующей прогулки по Рейну на пароходе «Пруссия» Гитлер сказал Дильсу: «Видите ли, для меня реформа образа жизни человека намного более важна, чем любые политические преобразования».[138]