Уильям Андерсон: «Наутилус» у Северного полюса

Вскоре «Наутилус» оказался под настоящим паковым льдом. Утром 1 августа, выйдя на сто пятьдесят пятый меридиан западной долготы, я отдал приказ рулевому:

— Лево руля, держать курс ноль градусов!

Прямо по носу на расстоянии 1094 мили находился Северный полюс, а в 800 милях от него, у Гренландии и Шпицбергена, была граница паковых льдов, за которой мы всплывем, если все будет идти хорошо.

Пири описывал паковый лед вблизи Северного полюса как «непроходимый бесцветный хаос изломанного и нагроможденного льда». Росс говорил о нем: «Пусть они помнят, что морской лед — это камень, представляющий собой как бы подвижную плавающую скалу, мыс или остров; этот лед тверд как гранит». Они были правы.

В субботнее утро 2 августа менее сорока четырех часов хода отделяло нас от главного пункта, достижение которого было желанной целью перехода. Лед наверху был почти непрерывным; твердыми и беспорядочными нагромождениями он уходил в воду местами на глубину до двадцати метров, средняя его толщина составляла четыре с половиной метра. Провести подводную лодку под ним было нелегко.

Вначале я и Адамс стояли на вахте поочередно. Когда меня сменял мой помощник, я мог поспать несколько часов, зная, что корабль находится в опытных и надежных руках. Моральное состояние экипажа было высокое Все были охвачены лихорадочным возбуждением. Поскольку мы достигли больших глубин подо льдом, все чувствовали, что с этого момента мы на пути домой. Я приказал увеличить скорость хода с восемнадцати до двадцати узлов.

Хотя большинство из нас считало достижение Северного полюса желанной целью, нашей основной задачей было пройти из Тихого океана в Атлантический по новому, северо-западному пути. Учитывая возможность неточных показаний компаса в высоких широтах, лучше было бы, конечно, обойти полюс, но переход через полюс был наиболее коротким и быстрым. Да и кто бы отказался пересечь Северный полюс, который был так близко?

В течение многих часов Лайон не отходил от своих эхоледомеров и следил, как самописцы вычерчивают контур нижней кромки льда. Его новые приборы показывали лед более детально и точно, чем аппаратура, которой мы пользовались в 1957 году. Фактически оказалось, что паковый лед значительно толще, чем мы предположили в 1957 году; в некоторых местах подводная часть ледяных нагромождений доходила до тридцати восьми метров. По мере того как мы продвигались вперед, эхоледомеры и эхолоты непрерывно накапливали данные о состоянии льда и дна Арктического бассейна. Когда Лайон покидал корабль, у него было два чемодана с этими материалами.

Наши приборы очень тщательно регистрировали препятствия, встречавшиеся на пути «Наутилуса». На параллели 76 градусов 22 минуты северной широты в районе, где на карте не отмечено ни одной впадины, наш эхолот, непрерывно показывавший глубину около 3900 метров, вдруг показал сначала 2800, а затем, к моему беспокойству, даже всего 930 метров.

Я сидел у эхолота в течение нескольких часов, напряженно наблюдая за неровным дном под нами, и видел невероятно высокие подводные скалы, поднимавшиеся на сотни метров над дном океана. Несколько раз я приказывал уменьшить скорость хода, затем снова увеличить ее, по мере того как эти скалы уменьшались или сравнивались с дном. Форма этих, подводных скал была необычайно неровной и фантастически причудливой. Пока я переходил от одного прибора к другому, старший санитар принес последние анализы воздуха в лодке. Он доложил, что наши регенерационные установки работали достаточно хорошо и на миллион частиц воздуха поддерживали в среднем 20–30 частиц окиси углерода, 1–1,5 процента двуокиси углерода и от 20 до 21,5 процента кислорода. Величины компонентов воздуха были в пределах безопасности или ниже их.

На параллели 83 градуса 20 минут северной широты мы оставили справа центр паковых льдов, «ледовый полюс», или «полюс недоступности». До эпохи атомных подводных лодок это название было, вероятно, справедливым. Теперь оно должно быть изменено.

В печати сообщалось, что во время подводного плавания экипаж «Наутилуса» не чувствует перемещения корабля в пространстве. Нет ничего более далекого от истины, чем это утверждение. Каждый человек на корабле остро ощущал наше быстрое и непрерывное продвижение к северу. Люди стояли как прикованные у электронных приборов, фиксирующих наш путь милю за милей, или перед телевизионной установкой, позволяющей наблюдать за льдами, проходящими над нами подобно красивым облакам. На корабле царила атмосфера ожидания, предчувствия и надежды. Никто не мог спать.