А.Д. Дивайн - Миллион миль

Однако несчастья начались практически немедленно.

Едва эсминец кончил принимать топливо и боеприпасы, как в Фёрт-оф-Клайде была объявлена тревога.

Фёрт-оф-Клайд это достаточно широкий залив, если эскадра идет в море четким строем. Он является прекрасной акваторией для моторных лодок и для занятий парусным спортом. Однако это не самое лучшее место для группы поднятых ночью по тревоге эсминцев.

И все-таки кто-то сообщил о присутствии подводной лодки. Вообще-то в Клайде в эту войну случались и более странные вещи. Эсминцы помчались на помощь противолодочному патрулю, и «Файрдрейк» был среди них.

Об этом всем мне рассказали те, кто служил на корабле с самого начала войны.

От мыса Товард, где залив сужается, до Форт-Матильды, где расположен Гринок, залив имеет ширину около 1,5 миль. Вроде бы этого достаточно, однако эсминец на полном ходу проскакивает такое расстояние за 3 минуты…

Темнота была совершенно непроглядной, дул сильный ветер. Силуэты кораблей были едва различимы; они то возникали, то пропадали во мраке, выписывая зигзаги и петли. Эсминцы уворачивались от противолодочных траулеров, траулеры шарахались от вооруженных яхт. А какие красочные выражения в это время градом сыпались на мостиках — представить нетрудно.

«Это было черт те что. Я помню, что все время удивлялся, почему мы еще не вылетели на берег где-нибудь в Дануне или Гуроке. Впрочем, нас могло просто тихо унести течением», — рассказывал мне один из моряков.

Никого не унесло течением. Никто ни с кем не столкнулся. Заслуга в этом полностью принадлежит бдительным наблюдателям и умелым капитанам. «Фоксхаунд» из 8-й флотилии все-таки выскочил на берег, однако он сразу снялся с мели, поэтому никто особенно не встревожился.

Подводную лодку так и не нашли.

Потом все согласились, что ее просто не было. Это был единственный пункт, принятый единогласно.

«Файрдрейк» вышел в море на следующий день. Никто этого прямо не сказал, но многие наверняка подумали, что в открытом море будет явно безопаснее, чем в заливе.

Опять началась рутина: выйти в море вместе с тяжелыми кораблями, вернуться обратно в гавань, заправиться и — снова в море.

Эсминец возвращался вместе с одним из линкоров, когда рядом с «Нельсоном» раздался взрыв.

Он не был особенно сильным. На мостике эсминца его едва услышали. В кают-компании офицеры, сменившиеся с вахты, слышали взрыв лучше. Они ощутили толчок, так как взрыв произошел не очень далеко.

Это был один из самых страшных секретов начала войны. «Нельсон» подорвался на мине.

Но в тот момент никто не мог сказать этого наверняка. На мачту сразу взлетели сигнальные флаги. Имелась вероятность, что это все-таки торпеда. Эсминцы сразу разбежались в стороны, ощупывая воду своими асдиками.

Линкор прибыл в порт, и сразу были приняты самые строгие меры, чтобы сохранить все это в тайне. Ни одно словечко не должно было просочиться наружу.

«Нельсон» был отремонтирован и вернулся в строй раньше, чем немцы узнали о случившемся.

В сочельник «Файрдрейк» отправился в Клайд. Команда предвкушала, что Рождество она проведет в порту.

Но судьба и штабные небожители решили иначе. Корабль провел Рождество в порту. Но не до конца.

Вот записи в бортовом журнале в этот день:

«7.00. Побудка, завтрак. 7.40. Большая приборка в отсеках. 8.00. Построение. Приборка палубы. 9.00. Отбой. Флаги расцвечивания. 9.30. Капитан вернулся на борт. 10.00. Вся команда на молитву».

И так продолжалось весь день. Это было нормальное рождественское утро любого маленького корабля. Они стояли на квартердеке без головных уборов и молились. После этого был праздничный, хотя не слишком вкусный обед. В 13.30 в бортжурнале появилась запись: «Увольнение вахты левого борта с 13.30 до 22.30».

Вахта левого борта отправлена на берег — разве это не настоящее Рождество? И они отправились на берег праздновать.

Отпраздновали.

Но штаб тоже праздновал.

По мнению младших офицеров эсминцев любого из наших флотов — главной целью и смыслом деятельности штаба командующего эсминцами является как можно чаще и как можно сильнее портить жизнь этим самым эсминцам. Молодые офицеры в этом твердо уверены. Они полагают, что штабные офицеры занимаются только тем, что строят пакости, не считая, разумеется, партий в гольф и долгих уик-эндов на природе и, конечно же, джина.

Это принимается как данное, а потому каждый новый пример никого не удивляет. Штабисты называют это гнусной клеветой, но их мнение никого не интересует.