Таров и Линов начали перетаскивать из автобуса все, что нельзя было оставить на улице, а Николай, Сергей и дядя Саша приступили к заготовке дров на развалинах соседского дома, где валялось десятка полтора уцелевших бревен. Спустя час-полтора в печке уже весело потрескивали сухие сосновые поленья, охваченные со всех сторон проворными струйками огня: дохнуло тем особым, свойственным только русской печке теплом, которое таит в себе великую успокоительную силу, радующую душу и сердце человека в суровую зимнюю пору.
Ощущая эту блаженную теплоту и глядя на игру огня, Таров невольно задумался. Вспомнил свои детские годы, то далекое, неповторимое время, когда в глухой деревушке, затерявшейся в занесенных снегом лесах на границе Карелии и Архангельской области, мать сажала его по утрам греться около пылающей печки, а сама, бойко орудуя сковородой, пекла овсяные блины. Таров перевел взгляд на чугунок, возле которого хлопотал дядя Саша, готовя суп из свиной тушенки, пахнувшей пряностями, и память невольно воскресила то, как мать каждое утро вытаскивала ухватом из печки и ставила на стол большой глиняный горшок с горячей разваристой картошкой в мундире — основной пищей семьи.
Размышления Тарова прервал Николай, который, склонившись в почтительной позе с перекинутым через левую руку полотенцем, торжественно и громко провозгласил:
— Прошу! Кушать подано!
Повторять не пришлось. Все моментально сели за стол и с жадностью принялись за еду. Уговаривать пришлось лишь хозяйку, но и она в конце концов присела к краешку стола и с удовольствием выпила три чашечки душистого сладкого чая с двумя ломтиками белого хлеба. От сала и супа с тушенкой хозяйка отказалась.
С рассветом противник начал артиллерийский обстрел города, особенно южной его части, где были сосредоточены войсковые соединения Красной Армии, и один снаряд разорвался в переулке недалеко от дома. Раздался оглушительный взрыв, домик будто подпрыгнул, в двух оконных рамах, несмотря на ставни, лопнули стекла. Все мгновенно очутились на ногах, даже хозяйка слезла с печки и, перекрестившись, произнесла:
— Ой, господи, спаси и помилуй!
— А что, мамаша, часто вас так будят гитлеровские петушки?
— Да, почитай, кажинный день, чтоб им подохнуть, окаянным, — ответила хозяйка и ушла на кухню.
В близлежащих кварталах раздалось еще несколько взрывов, но затем все стихло. Дядя Саша и Николай занялись хозяйственными делами — затопили печку, поставили самовар и принялись готовить завтрак.
После завтрака Таров направился в особый отдел 16-й армии с тем, чтобы договориться о совместных действиях с особистами, а Линов, Николай и Сергей стали готовиться к организации контроля за сеансом связи «Шмеля».
День выдался на редкость хороший: безоблачное голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег, безветрие, бодрящий морозец. Дышалось легко и свободно.
Город, освобожденный две недели тому назад, почти не пострадал. Все указывало на то, что бегство немцев было поспешным.
Близость фронта чувствовалась на каждом шагу. На центральной площади дымилась походная кухня, вокруг толпились бойцы с котелками в руках, неподалеку стояла замаскированная брезентом автоматическая зенитная установка, управляемая женским боевым расчетом. Девушки в форме артиллеристов о чем-то весело разговаривали с двумя пехотинцами, подошедшими к зенитке.
По улицам, оставляя за собой клубящиеся струйки выхлопных газов и громыхая на колдобинах, проходили военные грузовики, специальные и легковые машины; изредка, оглушая рокотом, проносились мотоциклисты. Гражданского населения почти не было видно, встречались главным образом военные. Многие из них были в белых маскировочных халатах, накинутых на полушубки.
Начальника особого отдела на месте не оказалось. Принявший Тарова дежурный сообщил, что он в штабе дивизии, но, вероятно, скоро должен приехать.
К счастью, ждать пришлось недолго.
Таров доложил об инструкциях относительно розыска вражеской агентурной радиоточки и координации действий оперативной группы с особистами.
После обсуждения всех деталей Таров сказал, что, вероятно, следует обо всем этом поставить в известность командование армии. Полковник кивнул в знак согласия и, сняв телефонную трубку, тотчас же связался с адъютантом командарма Рокоссовского, попросил его доложить о представителе Центра, у которого имеется срочная информация. Адъютант попросил подождать у телефона и через несколько минут передал приказ прибыть в штаб вместе с представителем Центра.
Читать дальше