Виктор Бузинов: Десять прогулок по Васильевскому

Со складов, как, впрочем, и с рынка вглубь полуобжитой части острова вела дорога. Может быть, много дорог, но я говорю об одной. Это была поначалу тропа, а потом – дорога. И проходила она до уже прорубленной Большой Першпективы, а затем и до Средней. Но где проходила? Скорей всего по высокому месту – Пескам, как было принято говорить тогда. Болот и топей кругом предостаточно, а вот песчаную гриву отыщешь не сразу. Но отыскали. Набили тропу. И в память об этом, когда дорога уже стала маленькой улочкой, дали ей название «Песчаный переулок». Именно так называлась нынешняя улица Репина в 1792 году. Переулок шел действительно по гриве и потому сохранял с вариантами – «Песошный», «Песочный» – свое название до 5 марта 1871 года, когда в связи с заслугами перед городом золотопромышленника Соловьева был переименован в Соловьевский.

Я, конечно, высказываю лишь свою версию о происхождении первого названия и истинном возрасте переулка… Как ее доказать?

Ну, прежде всего, почтенный возраст переулка косвенно подтверждает в сказке «Черная курица или подземные жители» писатель Антоний Погорельский.

Помните, герой сказки – Алеша – живет в пансионе, который лет за сорок до того, как была написана книга, находился «на Васильевском острову, в Первой линии». «Дому этому, – пишет Погорельский, – принадлежал довольно просторный двор, отделенный от переулка забором… Ворота и калитка, кои вели в переулок, были всегда заперты и поэтому Алеше никогда не удавалось побывать в переулке, который постоянно возбуждал в нем любопытство».

Понятно, что речь здесь идет о нынешней улице Репина, а до того еще – Соловьевском, Песочном, Песошном, Песщаном [02]переулке. Если учесть, что книга написана в 1829 году, а сказочные события происходят в ней, как сказано у Погорельского, «лет сорок назад», названия своего переулок еще тогда не имел. Или имел какое-то название, о котором петербургская топонимика сведениями не располагает.

Я-то думаю, что он и был Песщаный. Только название это ходило, до поры до времени, в народе… Удивительно, но и по сей день оставила о себе память древняя песчаная грива. На подходе к площади Шевченко в переулке – это при абсолютно плоских Первой и Второй линиях– заметен ощутимый уклон в сторону Невы. Я помню его еще с детства, когда бегал здесь взапуски от Большого к Соловьевскому саду. Ну, а всех сомневающихся в наличии уклона – прошу проверить.

Есть и еще одно доказательство, касающееся возраста переулка.

Дело в том, что все дома в начале Первой линии – 6,8,10,12 – наиболее почтенные ее старожилы. Они строились первоначально в 20 – 30-х годах XVIII века. Во всяком случае, весь этот участок от Большой Невы до Большой Першпективы был уже тогда занят домами по проекту «для именитых». Они, конечно, достраивались, перестраивались, меняли облик. Но… при этом кое-где сохранили по сей день, кроме парадного входа с линии, некие «поддомья» – узкие тоннели под зданиями, напоминающие о своем возрасте сгорбатившимся плиточным полом и выгнувшимися от тяжести лет стенами. Куда вели эти тоннели? Вели во двор, в который можно было заехать только с переулка. Кстати, он и значится здесь, правда, еще без имени, на топографическом плане города, составленном капитан-поручиком от бомбардир, геодезистом Иоганном фон Зигхеймом в 1737 году.

Вообще говоря, таких переулков могло бы быть на Васильевском множество, превратись остров в маленький Амстердам. Это – память о подсобной роли, которую должны были выполнять некоторые из его улиц.

Если бы, повторяю, осуществился план прокладки каналов вдоль каждой третьей из улиц-линий. Но план осуществлен не был и надобность в специальных подъездах к задворкам сама по себе отпала.

Многое из сказанного мною, конечно, лишь догадки. Но факт остается фактом: Соловьевский (ул. Репина) – одна из старейших улочек Васильевского, рудимент, остаточное излучение великого плана Трезини.

Чего только не испытал на своей спине за два с половиной века существования этот переулок. Помнит он и тяжкую поступь коней, запряженных в телеги с дровами, камнем, кирпичом, сеном; грохот карет; и затем, уже в XX веке, – надрывное гудение автомобильных моторов.

До сих пор сохраняет эта улочка свой особый колорит. Правда, сегодня ее булыжник, – а он был здесь еще в 50-е годы XX века, – сменила брусчатка. Узкие плиточные ленточки истертых, изъеденных дождями тротуаров уступили место асфальту. Но вглядитесь: вот они могучие въездные арки, и эти приземистые каменные стены, пришедшие на смену дощатым заборам, и простенькие, но не похожие ни на какие другие двухэтажные и даже – здесь, в центре Петербурга, – одноэтажные постройки непонятного назначения, которые смотрят на нас подслеповатыми глазами выходцев из давно минувших времен.