— Я — сторож, а вы откуда будете? — осведомился он, дружелюбно пожал нам руки и быстро скрылся, пообещав разыскать и привести аббата-настоятеля здешних церквей. И действительно, через несколько минут вернулся в сопровождении толстого священника.
— Сразу все в одном лице, — представил словоохотливый сторож. — Монах, настоятель церквей, аббат. В общем, наш дон Серафино.
— Двое нас теперь здесь, — согласился падре, — сторож да я. Так и живем. Когда-то в нашем аббатстве было более сотни монахов-доминиканцев, ныне и во всей Италии осталось немного нашего брата, монастырей — единицы. Но себя мы не списываем, верим, молимся Богу, в Ватикане имеем своего кардинала, регулярно шлем ему деньги и иногда даже разговариваем с ним по телефону. Всем мы довольны. Поближе к Богу, подальше от начальства, — говорит дон Серафино дружелюбно, словно проверяет: зачем мол, приехали и, не дай Бог, с ревизией, что только теперь не проверяют... Может, операция «чистые руки»? Но к ним, как выясняется, все что-то да и прилипает. Многие миллиарды лир. «Откуда они только берутся?» — недоумевает священник. Наконец, поверив, что мы не «не по этой части», падре впал в наилучшее расположение духа и раскрыл перед нами двери своих церквей.
Хранить аббату и сторожу приходится поистине чудо дивное. Фрески капеллы Сан-Пеллигрино, нестертые по сей день, созданы, как точно знает даже сторож, в 1002 году. Автор неизвестен, но тогда все художники были неизвестными мастерами. Постарались вспомнить, где еще в мире есть столь старинные фрески. И не вспомнили. Все оказались моложе: и в Риме, и в Ассизи, и в Падуе.
В глубине капеллы Сан-Пеллигрино — фреска со знаками Зодиака — тоже единственная в мире сразу но четырем признакам: по старшинству, по изображению всех святых (образы тысячного года), по календарю и обозначению всех фаз луны. Невероятный симбиоз, по нашим критериям начала третьего тысячелетия.
Много соборов мы увидели в Абруццо — в Терамо (византийское искусство), и Атри (в стиле барокко), римско-готические церкви в Кьети. Но о том, что «скрыто» в Боминако, как ни странно, во многих справочниках пока нет и упоминания.
— Не удивляйтесь ничему, — напутствовал нас милейший дон Серафино. — Жаль, что о нас мало кто знает. Но может быть, это к лучшему. Поближе к Богу, подальше от... мирского шума. А вот к 2000 году?
— Что будет, падре, к 2000 году?
— Фрескам исполнится почти тысяча лет...
Дон Серафино что-то недоговаривает, неохотно говорит о себе, но словоохотливый сторож раскрыл его тайны, словно старые замки.
Во-первых, рассказывал он, дон Серафино, как и все абруццезцы, очень гостеприимен, прекрасный кулинар и собиратель рецептов мировой кухни: из России он, например, заимствовал и привнес в меню русские щи, и они стали соперничать с местным пшенично-гороховым супом, а также соленый огурец, который прекрасно проходит под виноградную «граппу» и водку. (Как бы ее ни называли: «Смирнофф», «Горбачев» или «Московская».)
Во-вторых, дон Серафино — прекрасный математик: он без компьютера вычисляет (до последнего сольди), сколько денег он отсылает в Рим — кардиналу и сколько у него поэтому не остается.
— Вы думаете должно быть обязательно равенство цифр? Это — для плохого бухгалтера, — улыбается хитро сторож. — У дона Серафино всегда счет — в пользу Рима, конечно, и на гостей остается. Так и живем. В-третьих, дон Серафино — врачеватель и знаток местных трав — от одуванчика до горного лютика. У нас, правда, мало кто отваживается болеть, но если к кому и привяжется недуг, то аббат его, дьявола, непременно выгонит и будет ждать следующего: навешать и утром, и вечером, чтобы прихожане не болели и верили в Бога.
— Наконец, в-четвертых, падре — астролог и предсказатель судеб, — продолжал сторож. — Обо мне, например, он точно знает, что я — не женат и из Боминако уже никуда не уеду. Падре умеет составлять гороскопы и все видит и знает...
Так что же будет в 2000 году, дон Серафино?
Пескара дышит далями Адриатики
Где еще такое бывает: несут свои воды к морю две, пусть небольшие, реки, проходят рядом важные пути-дороги, по которым шагали римские легионеры, затем норманны, испанцы, неаполитанцы, французы, теперь вырос современный город Пескара с населением более 162 тысяч человек, а оба водных рукава так за века и не получили названия, — сетует Энцо Джаммасино, президент «Экотура». — Почему бы не заполнить этот исторический вакуум теперь и не назвать, например, реки старым названием селения Викус Атернум, или как при норманнах, — Пискария, можно и по фамилии местных маркизов — Пескара. Но... мечты, мечты...
Читать дальше