Максим Могилевский - Полосатый рейс

Эта короткая интермедия вернула Пурша к действительности. Он опомнился и отступил. Два дня Маргарита не разговаривала с ним и даже не подходила к его клетке, чтобы он острее почувствовал свою вину. Помогло. Больше Пурш никогда не позволял себе таких опасных проделок.

А в Лейпциге произошел другой случай. Но в этот раз виновата была сама дрессировщица.

Лежавшему на диване Пуршу нужно было развернуться. Но вместо того чтобы подать команду, расшалившаяся Маргарита решила развернуть его сама, схватив за хвост. Пурш с рыком повернулся и поднял лапу, чтобы уложить дерзкого на месте. Увидев перед собой Маргариту, он успел сдержаться, втянул когти и, хорошо соразмерив силу, шлепнул Назарову по щеке! Дрессировщица пошатнулась, но удар левой лапой по другой щеке тут же восстановил ее равновесие. Вот что значит «человеческое» воспитание! Пурш научился даже тому, как оскорбить человека по-человечески.

Несколько секунд Назарова приходила в себя — как-никак пощечины были легкими только с точки зрения Пурша. И вдруг из зала раздалось:

— Немедленно прекратите выступление! Иначе я пристрелю тигра! — кричал кто-то по-русски.

Это оказался присутствовавший на представлении офицер, сотрудник из органов, один из тех, кто в те годы всегда сопровождал наших артистов во время зарубежных гастролей. Но, несмотря на столь энергичный протест, Назарова довела номер до конца.

На Пурша Маргарита не обиделась. Она взяла пример с тигров: на справедливое наказание обижаться нечего.

Сложнее было с офицером. После представления он подошел к Маргарите и спросил, почему она не подчинилась его приказу. Характер у Назаровой был именно такой, какой и полагается укротительнице тигров, потому она довольно резко ответила, что товарищу лейтенанту не следует вмешиваться не в свое дело. Он приставлен к ним, чтобы «стучать», а не для того, чтобы наблюдать за дрессировкой, да еще с такими угрозами. Несколько слов в том же духе добавил и Константиновский.

Лейтенант выполнил свою работу, то есть «настучал». По возвращении домой Маргарите пришлось давать объяснения на Лубянке. Отделалась она легко, пояснив, что лейтенант вмешался в дело абсолютно не его компетенции и чуть не сорвал выступление.

Жизнь дрессировщика тигров — как тигриная шкура: в полоску. Сегодня — светлый день, завтра — мрачный. Сегодня — успех, завтра — трагедия. Там же, в Лейпциге, уже под конец гастролей тумбы снова подвели Назарову. Во время прыжка Урала тумба пошатнулась, зверь пролетел совсем низко над Маргаритой и когтями задел ей голову. Пышная прическа скрыла кровь, а исключительная выдержка дрессировщицы позволила довести номер до конца. Она смеялась и шутила с тиграми, словно ничего не произошло. Никто не заметил в ее поведении ничего особенного. Но сразу после представления врачи отправили Назарову на операционный стол.

Современному зрителю в общем-то все равно, что именно делают тигры на арене — прыгают ли в обруч, строятся в пирамиды или образуют живописные группы. Ему важно видеть этих прекрасных зверей в движении, в динамике — то, чего не увидишь в зоопарке. Зрители были бы не менее довольны, если бы львы и тигры вовсе не исполняли никаких трюков, а просто носились бы по клетке, раздирали мясо, громко рычали и дрались — словом, вели себя так, как им положено по природе.

В начале двадцатого века были очень популярны выступления немецкого дрессировщика Шнайдера. Архитектор по профессии, капитан А. Шнайдер, как он себя называл, выпускал на манеж сто львов! Номер так и назывался «100 львов капитана Шнайдера». Хотя львов было не сто, а от силы шестьдесят, на манеже от них было невероятно тесно. Никаких трюков капитан Шнайдер не показывал. Он просто расхаживал среди зверей, ласкал их, раздавал дружеские шлепки, таскал за хвосты и гривы. Львы рычали, играли, дрались — словом, вели себя так, как если бы находились на свободе. Капитан бросал им огромные куски мяса, разнимал дерущихся, перегонял львов с места на место и так далее. Смысл выступления был в том, что звери, свирепо относящиеся друг к другу, не трогали человека, а, наоборот, ласкались к нему.

Свое пребывание в клетке Шнайдер сопровождал шутками и остротами. Стоит льву зарычать, как Шнайдер реагирует: «Замолчи! Разговаривать здесь могу только я!» Лев ворчит, капитан спрашивает: «Что, опять поссорился с тещей?» И так далее, все в таком же духе. Вид дрессировщика среди грозной львиной стаи действительно завораживал. Но это был скорее показ, а не номер цирковой дрессировки.