Василий Авченко: Правый руль

Мне позвонили из владивостокского офиса фирмы Сергея. Я взял восемь тысяч долларов и повёз их в офис, чтобы эти мои деньги в виде пошлины попали в федеральный бюджет. Офис находился на Морвокзале, но попасть в него мне мешал труп.

Труп мог бы смотреть в синее майское небо Владивостока, но его лицо было прикрыто тканью. Эта ткань была пропитана и окрашена красным. Торчали неприличные ноги в серых, несвежих на вид носках. Слева, в считанных метрах от трупа, плескалась за парапетом бухта Золотой рог. В полусотне метров справа завершалась самая большая в мире железнодорожная магистраль — Транссибирская. Здесь, в припортовой зоне, труп никого не удивлял. Он казался такой же естественной частью пейзажа, как многоэтажный прозрачный на просвет СВХ — склад временного хранения, как кружащиеся с наглым мяуканьем чайки, как покачивающиеся на поверхности бухты туши спящих кораблей… В сторонке стоял мент и курил, полуотвернувшись. Здесь располагался морвокзальный отдел милиции. Менты, наверное, не захотели затаскивать труп к себе в отдел на то время, пока не приедет спецмашина. Поэтому положили его у дверей. Курящий мент на всякий случай присматривал, чтобы с трупом ничего не случилось. Он явно нёс за него какую-то ответственность, но, похоже, не хотел, чтобы проходящие мимо граждане соотносили его с трупом. Весна, солнышко, человек вышел покурить на воздух — какой ещё труп?

Я тоже не хотел никак соотноситься с этим трупом. Я был ещё живой и, словно чтобы доказать это то ли себе, то ли кому-то ещё, припёрся за машиной, в прямом смысле слова шагая через трупы. Теперь мне надо было провести несколько простых операций: отдать деньги, поставить подписи, оформить пропуск на СВХ и пойти туда за машиной. Мужики на СВХ, похожие на откровенных богодулов, забрали у меня пропуск и выгнали мне мою машину. Я снова расписался, сел за руль «икстрейла» и поехал.

Беспробежные машины возбуждают, как школьницы-выпускницы. Новая машина — как новая женщина. Они могут быть похожи, но каждая дарит свои, особенные ощущения.

Приборная панель оказалась не под рулём, а слева, по центру салона. Но, оказывается, так даже удобнее. На стекле — скол и трещина, прямо по центру стекла, снизу. Ничего, шрамы украшают машину. Обзору такая трещина не мешает, хотя техосмотр по-честному уже не пройдёшь. Я, правда, по-честному его не проходил ни разу. Сначала покупал за 800 рублей, потом за «штуку», сейчас ценник вырос уже до 6–7 тысяч… Заглянул под капот: масло, конечно, надо менять. Антифриз (слово так похоже на «антихрист» — к чему бы?) на вид чист и ярок. Важна ещё температура его замерзания — здесь вам не тёплая Япония — но сейчас-то май, не замёрзнет.

При включении зажигания невидимая японская женщина произнесла что-то не по-русски. Похоже, в этой машине ездил какой-то японский гопник: тут — «бычки», там — шелуха от семечек. Навороченная магнитола, ещё какие-то приблуды непонятные. В бардачке — парковочные талоны из токийского Диснейленда.

Я добрался до заправки и влил на тысячу рублей бензина, порадовавшись уверенной эрекции соответствующей стрелки на приборной доске. Потом поехал менять масло.

— Сразу видно, что машина только с Японии, — сказал парень в сервисе, зайдя под подъёмник. — Днище чистенькое, всё на месте… А у нас как ни ухаживай за машиной — всё равно будет такое говнище внизу!

Трещина посередине стекла мне никак не мешала, но не хотелось, чтобы она ползла дальше. Я заглянул в один из боксов, где занимаются сигнализациями, укреплением оптики и много ещё чем, и нашёл там двоих скучающих парней. Тот, который был постарше и поавторитетнее, объяснил, что «делать» трещину уже нет смысла, но на всякий случай засверлил её, чтобы не ползла дальше. Я в это время разглядывал полки с коробками. На коробках были смешные надписи: «жуть», «фуфел разный», «фигня для пищалок», «релюшки б/у», «диоды, клеммы», «липучая гадость»…

Получивший российское гражданство корч функционировал исправно. Глотал первые литры непривычного российского бензина, пытался глотать и российские колдобины. Приглядывался своей оптикой к незнакомым ландшафтам и лицам чужой генетической конструкции. Он не сильно тосковал — на здешних дорогах и стоянках кишели его соотечественники. Я привык к нему удивительно быстро, за считанные часы. Мне даже хотелось продлить период привыкания, чтобы как можно больше утр начиналось для меня с этого волнующего ощущения проникновения в новое, чудесное, красивое. Но он был как сшитый на заказ костюм и прирос ко мне, словно вторая кожа.