Всеволод Овчинников: Ветка сакуры

Убедившись, что образ, сложившийся по открыткам и рекламным календарям, довольно далек от реальности, иностранец вслед за этим задается вопросом: насколько же в самом деле осовременилась Япония и насколько живуче ее прошлое? То есть в какой именно пропорции сочетаются в облике страны сегодняшний день со вчерашним?

Вопрос этот не нов. Сопоставление поразительной восприимчивости к новому с самобытностью вековых традиций служит лейтмотивом всего, что пишется о Японии вот уже на протяжении целого столетия.

Поневоле напрашивается мысль, что кажущаяся податливость японской натуры подобна приемам борьбы дзю-до: уступить натиску, чтобы устоять, то есть идти на перемены, с тем чтобы оставаться самим собой.

Восприимчивость японцев больше касается форм жизни, чем ее содержания. Они охотно и легко заимствуют материальную культуру, но в области культуры духовной им присуща уже не подражательность, а консерватизм, не восприимчивость, а замкнутость.

Эта «японская Япония», почти не подверженная переменам, присутствует везде и во всем. Это как бы оборотная сторона медали. Ее олицетворяют сельская глушь в противовес городу; семейный быт в противовес нравам улицы; и наконец, она присутствует во внутренней жизни любого японца, сколь бы современным ни был его облик.

Подобно тому как мода на мини-юбки может с неожиданной силой воскресить престиж кимоно, эти подспудные силы влияют на вкусы и склонности каждого поколения, даже каждой отдельной личности. Человек, смолоду выступающий как ниспровергатель устоев старины, падкий на всяческие новинки зарубежной моды, после сорока лет, как правило, начинает японизироваться, вновь проявлять тягу к обычаям и привычкам своих предков.

Вот почему вывести формулу современной Японии через количественное соотношение сегодняшнего и вчерашнего дня в ее облике практически невозможно.

Пока живешь в Токио, кажется, что японская зима – самое сухое и солнечное время года. Трудно представить себе, что за соседними горами, на западном побережье выпадают такие глубокие снега, что многие селения оказываются полностью отрезанными от внешнего мира и им приходится сбрасывать продовольствие с вертолетов.

Такова Япония во всем. После нескольких лет изучения ее жизни вдруг обнаруживаешь, что смотрел на горы лишь с одной стороны, в то время как на их противоположном склоне климат совсем иной.

Японский характер очень гибок, податлив, но вместе с тем стоек, как бамбук. Вопреки первому впечатлению, что в облике Японии сегодняшний день полностью заслонил вчерашний, незримое присутствие прошлого сказывается доныне. Словно камень, лежащий на дне потока, оно не выпирает на поверхность, но дает о себе знать завихрениями и водоворотами.

Чтобы постигнуть сегодняшний день страны и народа, нужен путеводитель по японской душе. Иначе не понять, почему ультрасовременная молодежь с ее нарочитым бунтарством проявляет полную покорность родительской воле в выборе спутника жизни. Иначе не понять, почему в стране, где пролетариат славится боевым духом и умеет противопоставить нажиму капитала единый забастовочный фронт, почему в этой самой стране сменить работу – явление немногим более частое, чем сменить жену. Здесь до сих пор принято наниматься на всю жизнь.

Иначе не понять, почему, несмотря на давние традиции общественной жизни, люди подчас ставят личную преданность выше убеждений, что порождает неискоренимую семейственность в политическом и деловом мире. Иначе не понять, почему японцы всячески избегают прямого соперничества, стремясь прикрыть его видимостью компромисса; почему сложные и спорные вопросы они предпочитают решать только через посредников.

Иначе, наконец, не понять, как могут совмещаться в японском характере совершенно противоположные черты: церемоннейшая учтивость в домашней обстановке с грубостью на улице; жесткость правил поведения с распущенностью нравов; непритязательность со склонностью к показному; отзывчивость с черствостью; скромность с самонадеянностью.

Японский характер можно сравнить с деревцем, над которым долго трудился садовод, изгибая, подвязывая, подпирая его. Если даже избавить потом такое деревце от пут и подпорок, дать волю молодым побегам, то под их свободно разросшейся кроной все равно сохранятся очертания, которые были когда-то приданы стволу и главным ветвям.

Моральные устои, пусть даже лежащие где-то глубоко от поверхности,–это алгебра человеческих взаимоотношений. Зная ее формулы, легче решать задачи, которые ставит современная жизнь.