Владимир Марочкин - Повседневная жизнь российского рок-музыканта

— Я ненавижу кино! — сказал один.

— Я тоже его ненавижу! — сказал другой.

— Но я еще терпеть не могу телевидение, — сказал первый.

— А я тем более! — закончил кощунственный диалог второй.

После такого «обмена любезностями» новые друзья уже не расставались. Умецкий учил Стоклина старым «наутилусовским» шуточкам, и чинная пароходная тусовка в ужасе от них шарахалась. Они же, отколов какую-нибудь хохму, знай себе кричали: «Эншн рашен традишн!» («Старая русская традиция!») Больше всего Стоклину понравилось закусывать водку свежими помидорами по заветам московских панков.

Хмурая и неприступная израильская делегация «сломалась», прослушав боевик Умецкого «Дорога в Иерусалим». Теперь уже они, заслышав знакомые звуки, ходили по пятам за Умецким, предлагая все его песни перевести на иврит.

Но самой плодотворной оказалась для Умецкого встреча с китайской делегацией. Они все сразу пришли к нему ранним утром после ночного банкета (надо ли объяснять читателю, какие чувства испытал Умецкий?) и хором принялись расхваливать его музыку и просили принять участие в создании китайского фильма. Вернее, говорили-то все разом, но переводила одна юная китаянка, которую Умецкому вскоре удалось обнять. Тут все разом замолчали, а лицо второй женщины — очень большой и очень пожилой — вытянулось и окаменело. (Потом выяснилось, что эта дама была директором «ихнего» Госкино.) Известно, что в Китае могут арестовать за связь с иностранцем, а тут!.. Умецкий же как ни в чем не бывало продолжал обнимать хорошенькую китаянку.

После минутного оцепенения разговор продолжился. Китаянка переводила:

— У вас в фильме появляется Горбачев. Ваш фильм о политике?

— Да-да! В фильме есть политика! — радостно закивал Умецкий.

— Тогда мы не сможем купить ваш фильм, — перевела китаянка, а китайцы принялись шумно переговариваться о чем-то своем.

— А ваша политика соответствует нашей политике? — наконец спросили китайцы.

— Да-да, еще как соответствует! — заорал Умецкий, и китайцы блаженно заулыбались, надавали Умецкому «визиток» и покинули каюту. Тогда-то Умецкий и решил, что отныне будет сотрудничать только с китайцами. Единственная неувязка: визитки перепутались и он теперь не знает, кому слать факс о своем согласии…

В рок-сообществе одежда всегда была не только модой, но и своего рода паролем. Завидев человека в джинсах, с длинными волосами, то есть, как тогда говорили, хиппового вида, сразу становилось ясно, что это свой человек. Можно было не спрашивать, как его зовут, и лишь проходя мимо, показать два пальца, поднятых вверх: это был знак того, что мы солидарны. Наверняка это был человек, который слушает какую-то музыку, которую не крутят по советскому радио и телевидению.

Началось все в 50-е годы. Одежда так называемых стиляг служила знаком принадлежности к этому ярко окрашенному племени, закрытому для проникновения непосвященных. Собственно, и само слово «стиляги» (появившееся, кстати, впервые в каком-то газетном фельетоне) имело непосредственное отношение к одежде: стиляги одевались «стильно». Все они были очень модные молодые ребята, ходили в длинных клетчатых пиджаках и белых рубашках, носили галстуки с пальмами, обезьянами или «огурцами», очень узкие брюки, так называемые «дудочки», шириной не более 17 сантиметров, а на ногах — огромные ботинки на широкой каучуковой подошве, или, как ее тогда называли, на «манной каше». Прототипами стиля были, как это ни парадоксально, джазмены старой свинговой школы (хотя в то время во всем мире, да и у нас тоже был популярен би-боп, свинг же считался, как минимум, старомодным), но живой образец для подражания приехал к нам только в 1971 году — это был Дюк Эллингтон.

Девушки («чувихи», их так тогда называли) носили клетчатые юбки и туфли на высоком каблуке. Но девушек в рок-сообщесгве 50-х было очень мало: одеться стильно — было очень смелым шагом и далеко не каждой барышне хватало решимости его совершить, поскольку реакция окружающих была очень жесткой.

Мальчики носили длинные волосы, как у сверхпопулярного тогда Тарзана, но в то же время уши оставались открытыми. И — опять же как у любимого киногероя — волосы зачесывались назад и обильно смазывались бриолином. Кроме того, на голове непременно должен был присутствовать четкий пробор. Это был совершенно определенный вызов обществу, потому что мужчины тогда стриглись исключительно под «бокс» или «полубокс» — немножко сверху и почти ничего сзади. Длинные же волосы у мужчин приравнивались чуть ли не к нарушению общественного порядка. Чувихи же, наоборот, носили короткую стрижку, так называемую «венгерку», в то время как в советском обществе девушкам вменялось носить длинные косы.