Операция Петух-53

Честно говоря, даже сегодня, сорок лет спустя, мне трудно с уверенностью сказать, что было бы лучшим для нас: проводить или не проводить эту тренировку. Если бы такое учение действительно состоялось, то последующие события этой ночи могли бы развиваться совсем по другому сценарию и в весьма благоприятном для нас отношении. Другой вопрос, какие последствия ожидали бы нас в таком случае. Нет сомнения в том, что на следующий день израильтяне ударами своей авиации смешали бы батальон с песком, и мне, вероятнее всего, не пришлось бы писать эти строки. В таком предположении нет никакого преувеличения. Знакомый батальонный советник, участник Великой Отечественной войны, реально познавший на практике всю мощь израильских бомбардировок на Суэцком канале, как-то образно сравнил удары египетских и израильских войск: «Если араб из рогатки выбивает еврею стекло в окне, то еврей берет дубину и вышибает в доме араба всю оконную раму».

Так или иначе, но подполковник Зибиб категорически отказался от предложения Панченко. Одним из доводов, в частности, было то, что именно в эту ночь наш пехотный взвод должен был устроить засаду в непосредственной близости от РЛС. Организация подобных засад была тогда обычной практикой по защите ночью «жизненно важных объектов». Дискуссия завершилась тем, что нам показали официальную инструкцию, запрещавшую проведение каких-либо занятий и тренировок в случае объявления второй степени боевой готовности. Новых сообщений о вертолетах больше не поступало, и Зибиб предложил нам идти спать, что мы и сделали. Договорились, что в случае необходимости он нас вызовет.

Устав от переводов за день и намотавшись по позициям, я сразу же заснул. Тарас же, как выяснилось, не спал. После полуночи он неожиданно разбудил меня из-за гула самолетов и попросил выйти наружу. Полусонный, я нехотя поднялся с кровати и в одних трусах и майке вышел из землянки. Было зябко, как и всегда ночью в пустыне. Ярко светила полная луна. Действительно был слышен сильный гул реактивных двигателей нескольких самолетов.

– Это, наверное, разведчик! – прокричал я, даже не подумав: «Какая такая воздушная разведка может быть ночью?».

Гул становился все сильнее. Один из самолетов был где-то совсем близко, хотя его и не было видно. Через какие-то секунды, когда я уже собирался спускаться по ступенькам вниз, метрах в двухстах или меньше раздался сильный взрыв, а через секунду второй. Справа я увидел яркие вспышки. Это разорвались первые бомбы. Начался воздушный налет. Мои часы показывали двадцать пять минут первого.

– Тревога, бомбят! – заорал я и кубарем скатился вниз в землянку.

Наскоро одевшись, мы выскочили наружу и побежали в сторону землянки комбата, до которой было метров двести. Воздух уже разрывался от рева реактивных двигателей, а в разных местах, и справа, и слева были видны вспышки разрывов бом и ракет, сопровождавшиеся страшным грохотом. Неожиданно очень близко от нас разорвались сразу несколько ракет. В тот момент мы как-то не подумали о том, что можем быть поражены осколками, поэтому даже ни разу не залегли. Единственным стремлением было лишь одно – как можно быстрее добежать до места.

В землянке комбата были начальник штаба, офицер разведки и офицер связи, мы первым делом попросили сообщить об обстановке.

– Какая может быть обстановка, – нервно ответил Зибиб. – Нас бомбят.

– Что сообщают с радара? – спросил Тарас.

– С радара сообщают, что их тоже бомбят, – ответил комбат.

О том, что радиотехническую роту действительно бомбят, мы знали и сами, поскольку до этого видели красные цепочки трассеров зенитных снарядов – батареи ложного радара вели огонь.

Для уточнения обстановки стали связываться по телефону с ротами, командирами батальона народной обороны и радиотехнической роты. Дали радиограмму о налете в штаб бригады. Пытались по радио установить связь и с нашим «засадным» взводом, который в двадцать два часа должен был занять назначенную ему позицию вблизи РЛС.

Как выяснилось позже, взвод в нарушение приказа находился не в засаде, а на позиции ложного радара, где взводный распивал чай с командиром роты. К настоящей РЛС взвод начал выдвигаться лишь с началом воздушного налета. Единственным сообщением от лейтенанта было: «Двигаться не могу. Меня бомбят». В дальнейшем на наши вызовы взводный не отвечал. Через пару дней во время тщательного обследования района на маршруте выдвижения взвода мы не обнаружили ни одной воронки, ни от бомб, ни от ракет.