Юрий Алянский - Театр в квадрате обстрела

Январь, самый трагический месяц первой блокадной зимы. О нем в книге Д. Павлова «Ленинград в блокаде» говорится: «В январе и феврале смертность достигла своего апогея: за эти 60 дней умерло 199 187 человек». Академик архитектуры Александр Сергеевич Никольский вместе с другими деятелями искусства живет в бомбоубежище Эрмитажа. В блокадном дневнике Никольского и отдельно — на листе полуватмана — рисунок арки Победы для встречи освободителей города. Рабочий эскиз. И в дневнике запись: «Кругом люди слабеют и мрут… Но сдавать город нельзя. Лучше смерть, чем сдать. Я твердо верю в скорое снятие осады и начал думать о проекте триумфальных арок для встречи героев — войск, освободивших Ленинград. Специалист должен быть готов всегда, и я готовлюсь…»

Академик Александр Сергеевич Никольский в январе сорок второго года так и написал: «войск, освободивших Ленинград».

Зима, зима. В ледяном подвале Русского музея профессор М. В. Фармаковский пишет большой научный труд «Технология акварельной живописи».

Первая блокадная весна. В Екатерининском сквере пилит сваленное снарядом дерево на дрова народная артистка Советского Союза В. А. Мичурина-Самойлова. Рядом останавливается прохожий.

— Хорошо пилишь, гражданка; пойдешь ко мне дворником?

— А сколько будешь платить? — спрашивает Вера Аркадьевна.

— Сколько полагается, столько и получишь. И карточка первой категории.

— Хорошо, подумаю…

Когда городские памятники укрывались камуфляжем, жители и защитники Ленинграда сказали: пусть полководцы останутся на своих местах — не надо их укрывать и прятать, они будут оборонять город вместе с нами. Просьба ленинградцев была исполнена. Памятники Суворову, Кутузову и Барклаю-де-Толли остались на своих пьедесталах незакрытыми.

Весной, когда сошел снег и обнажилась израненная ленинградская земля, кто-то посадил у подножия памятника Суворову возле Марсова поля оранжевые ноготки, неприхотливые цветы, семена которых, бог весть как, сохранились в Ленинграде. Суворов — статуя скульптора И. Козловского — по-прежнему смотрел за Неву…

Эти стихи написал гвардии старший лейтенант Михаил Дудин.

Второй год блокады. В Ленинграде уже работает несколько кинотеатров. На их экранах идут «Дочь моряка», «Великобритания в дни войны», «Большой вальс», «Леди Гамильтон»…

Остроумову-Лебедеву вызвали в горком партии — посмотреть альбом, полученный от шотландских женщин, — скромные рисунки, приветствия ленинградкам, пять тысяч подписей. Анне Петровне предложили сделать альбом от ленинградских женщин — для отправки в Шотландию. Альбом сделан за неделю. На первой странице — гравюра «Смольный и пропилеи»…

Вторая блокадная зима. По Кондратьевскому проспекту идет грузовая машина. Вдруг она останавливается: шофер увидел возле полуразрушенного дома свалку; среди погнутых железных балок, искореженных взрывом железных кроватей, расщепленных досок — чугунная статуя. Шофер положил находку в кузов машины и привез домой. Через много лет он вспомнит о ней, обратится в Русский музей и узнает, что спас уникальное произведение скульптуры, созданное в Петербурге сто сорок лет назад. Статуя окажется отливкой с модели памятника Екатерине II, сделанной знаменитым Фальконе, автором «Медного всадника»…

В холодной квартире на Шестой линии Васильевского острова работает немолодой седой человек. Перед ним — дощечка, покрытая слоем воска. Он осторожно проводит на воске тонкие линии. Это ленинградский медальер Николай Александрович Соколов. Он не оставил стеки и в дни блокады. Ему даже удалось выпустить тогда три медали: в честь Суворова, в память прорыва и снятия блокады…

Блокадный календарь искусства навсегда сохранит эти два десятка произвольно выбранных его дней и ночей.

Время, предъявившее человечеству особый счет, — «ревущие сороковые» годы — заставило не только людей, но и искусство противостоять пушкам.

«Если горькие сводки Советского Информбюро начала войны стали в противоречие с предвоенными заверениями о том, что врага будут бить на его территории, — пишет в «Повести о том, как возникают сюжеты» Александр Штейн, — то искусство наше в его лучших произведениях, напротив, подготовляло поколение, вступившее в войну, к правде войны, вводило поколение в тяжелую и драматическую ее суть».