Юлия Андреева - Многоточие сборки

С того дня я начала особенно внимательно просматривать альбомы живописи, отыскивая формы, которых мне хотелось бы достичь. Рубенс, Рафаэль, Рембрандт, Боттичелли… Их девушки кружились передо мной в волшебном хороводе шекспировских фей, словно предлагая повторить их. Отчего-то я точно знала, что сумею достичь любого из выбранных эталонов.

Даная…

Я смотрела на нее, не понимая, какое именно тайное послание заключено в лежащей на широкой разобранной постели женщине. Женщина как женщина, допустим, беременная, но… Даная не походила на все остальные картины – слишком живая, необычная, манила, звала... Живот Данаи – центр притяжения всего полотна – вызывал оторопь. Теплые цвета картины говорили о силе и умиротворенности.

Впрочем, Данаю я рассматривала не как образец для себя новой, а, скорее, из-за ее колдовской силы.

В то время в России только-только начало появляться само слово «эротика», кто-то держал дома иностранные журналы с фотографиями красивых, ухоженных моделей, демонстрирующих нижнее белье, а то и обнаженных. Мы ходили на дискотеку в ДК Моряков, где каждая девочка мечтала встретить своего единственного. Почему-то идеалом виделся моряк, которого по полгода нет дома.

Однажды перед дискотекой подружка Лена, соседка по Воейково, заехала ко мне домой, и, пообедав, мы рассматривали альбом с репродукцией картин Эрмитажа. Подобных альбомов у нас была целая полка, и я привыкла к ним, как к чему-то почти что обыденному.

То есть не совсем так, поход в реальный музей или просмотр альбомов – это всегда было проникновением в какой-то особый, прекрасный и чарующий мир, провал в кроличью нору…

Ленка никогда прежде не была в музеях и не видела ничего подобного. Она густо покраснела, разглядывая «Весну» Сандро Боттичелли, укоризненно покачала головой на Иоанна Крестителя, и затем, вдруг оттолкнув от себя книгу, закрыла лицо руками.

Ничего не понимая, я подняла с пола альбом, раскрытый на «Данае». В нашей семье к книгам относились с почтением, граничащим со священным трепетом, впрочем, никогда прежде я и не видела, чтобы кто-то так реагировал на книги вообще! Не то что в нашем доме, где книги почитались как святыни, а вообще…

– Это же порнография! Настоящая порнография! Как тебе не стыдно! – плакала подруга, странно поскуливая и не отрывая ладоней от заплаканного лица. – Как ты могла?!

В тот момент я понятия не имела, что такое порнография, поэтому просто стояла рядом, прижимая к себе альбом. Стояла и искала подходящие слова.

В тот день мы хоть и отправились на дискотеку вместе, но не разговаривали всю дорогу, я из обиды за любимую книгу, Ленка из презрения ко мне и всей моей семье, держащей в доме подобные картинки. На обратном пути я решилась снова поговорить с подругой, убеждая ее, что Даная – это красота, магия и искусство. Что художники воспевают человеческое тело, давая ему бессмертие, которого его лишила природа. Я рассказывала ей про бога-громовержца Зевса и его любовь к Данае. О рождении героя Персея…

Мы договорились, что в следующие выходные непременно сходим вместе в Эрмитаж, где она увидит настоящую Данаю.

15 июня 1985 года в 10 часов утра в Эрмитаже маньяк уничтожил «Данаю», обрызгав картину горючей гадостью.

Помню, как люди останавливали знакомых на улицах, спрашивая «зачем?», «за что?», «почему»?

Но ответа так и не было найдено. Кто-то полагал, что извращенец так отреагировал на красоту – не мог выдержать вида обнаженной плоти, кто-то говорил, что ему было безразлично, какую именно картину уничтожить, хотелось только напакостить совку за загубленную жизнь. Изначально акция уничтожения какого-нибудь мирового шедевра искусства была запланирована в Москве, но в тот день мерзавцу не удалось взять билет на поезд.

Говорят, что Бронюс Майгис – человек, уничтоживший «Данаю», был признан психически ненормальным и лечился в больнице в Черняховске, затем оказался в литовском пансионате для инвалидов.

Газета «Лиетувос ритас» писала, что Бронюс Майгис продолжает жить за государственный счет как нетрудоспособный человек, что он играет на аккордеоне и сочиняет мемуары, в которых рассказывает о своем «подвиге», желая оставить «славное» наследие потомкам.

Говорят, что на самом деле могло быть и хуже, так как к ногам террориста была прикреплена взрывчатка, которую он должен был привести в действие, но не успел, сбитый с ног охранником.

Этому можно поверить, так как сам Бронюс Майгис в своих воспоминаниях пишет, что работал на шахте, откуда вывез взрывчатое вещество аммонит.