Вера Шапошникова - Ярославичи

— Идеальный герой?

— Если хотите — да, идеальный. Во всяком случае, для нашего времени, Вот он, посмотрите.

Тогда Евдокимов снова раскрыл книжку, в которой был помещен портрет Жукова и его бригады. Жуков сидел за столом в окружении женщин, держа в руках тонкий журнал, данный ему, по-видимому, фотографом. Серьезные, умные лица, красивые платья. Мужчины при галстуках стоят рыцарски позади. Хорошая, дружная группа, бригада, маленький коллектив, объединенные силы, которыми нынче решают большие дела.

Евдокимов связался по селектору с цехом, где работал Жуков, узнал его смену. Но не сразу я попала в тот цех. Завод оказался громадой, такой же непостижимой по первому впечатлению, какой когда-то казались мне, подростку, бесконечные цеха «Красного Треугольника».

А как непохожа его территория на ту, ленинградскую, которая помнится мне с тридцатых годов! Здания цехов, возводившиеся в первые годы индустриализации тут, в центральном районе страны, который располагал избытком рабочих рук, крайне необходимых, ибо у строителей был всего один экскаватор, несколько бетономешалок и кранов-укосин, эти здания еще крепки, вполне современны.

Подновленные к полувековому юбилею, их широкооконные кирпичные фасады разделены по всей территории аллеей разросшихся лип. На тротуарах вдоль корпусов вазоны с цветами, на длинных столбах стеклянные колпаки фонарей. Все это придает территории нарядность, а памятник погибшим воинам-шинникам с надписью «Подвиг и слава ваша в сердцах благодарных людей», венки у подножия — строгую торжественность. Но само современное производство по-прежнему отнюдь не из самых нарядно-чистых, где оперируют пинцетами и работают в белых халатах.

Слева на корпусах таблички с обозначением служб, характеризующих усложнившуюся технологию производства: информационно-вычислительный центр, отдел автоматических систем управления, разные научные лаборатории.

«Из 116 новых моделей шин, — вспоминала я слова Евдокимова, — больше половины разработаны нашими заводскими специалистами. Своя производственная база для испытаний — что может быть лучше для развития отрасли. А какая огромная экономия средств!»

«Вот они тут работают, в этих корпусах», — думала я, направляясь в цех к Жукову.

Остановив идущего мне навстречу рабочего, я спросила, где тут, в каком из корпусов, работает ярославец Жуков, Герой Социалистического Труда? «На заводе несколько таких выдающихся тружеников, наверное, все их знают», — подумалось мне. Так и случилось. Ошиблась в другом.

— Курянин, — поправил рабочий. — Он родом из курской деревни, — и ткнул рукой в ту сторону, где грузно осело на землю похожее на другие цеховое здание.

Вот те и раз, курянин! А ведь не все ли равно. Настоящий труженик, откуда бы ни был, он всегда работает с полной выкладкой. Взять хотя бы главные наши стройки. Нынче на них представлена вся страна, «всяк сущий в ней язык». И все же у ярославцев своя природная стать. Скажем, поэт Алексей Сурков: в нем по оканью можно было определить ярославца. Тут бы и поспорить с очеркистом Кокоревым. Московское «а» не смогло побороть ярославское оканье, и нужно сказать, так люба мне эта самобытная волжская речь с напором, с экспрессией, с затаенной силой.

На одном из дворов на меня вдруг, как серые хлопья, посыпались голуби-сизари и ну принялись ворковать, кружить по асфальту, устроив эдакий хоровод. Деталь. Но какая выразительная. Значит, им здесь уютно, спокойно, пернатым обитателям корпусов, этой живой частице природы, во дворе завода.

Я заходила в одно, другое помещения, где дышали жаром вулканизационные котлы, громоздились сложные машины, вращались гигантские колеса, иные из них наполовину уходили куда-то вниз, под пол, стоял непрерывный, мощно-приглушенный, какой-то утробный гул. Он охватывал, подчинял себе человека, организовывал, направлял в определенное русло мысли.

Кружились отполированные до слепящего блеска вальцы, горяче-черные ленты еще сырой, горячей, податливой резины, выходя из узкого зазора между пальцами, уплывали на другие машины. Один из цехов был высок. Вверху, над вальцами, стоящими друг за другом в несколько рядов, на высоте четвертого или пятого этажа лепились какие-то емкости, усеченным конусом опрокинутые вниз, и от них шла к вальцам утолщенная сверху труба.

У входа в резиносмесительный цех меня остановил рабочий в черном комбинезоне. Лицо в саже, особенно выделялись глаза, словно специально густо обведенные черной тушью, что усиливало их молодой блеск.