Карина Добротворская - Блокадные девочки

Может быть, это именно то, чем мне надо было заниматься, изучая блокаду. А не жалкими попытками увязать чужие страдания и собственные неврозы.

Я в Париже, ходила в студию на Монт-Табор к знаменитому парфюмеру Франсису Куркджану, который оказался стройным смуглым красавцем. Он будет делать для меня bespoke perfume , персональные духи. Разговор о том, каким должен быть этот запах, больше всего похож на сеанс психоанализа. Какие запахи любила в детстве? Какие духи были у мамы? Какой был мой первый парфюм? Какой у меня любимый цветок? Любимая сладость? Пряность? Бродим с ним по душистым закоулкам моего подсознания. Про Climat, от запаха которых я в детстве сходила с ума, он, по-моему, ничего не знает. Я обожала в них все – аромат, голубую коробку, арнувошный флакон. Пару лет назад пыталась купить их через интернет, но оказалось совсем не то. Их давно сняли с производства, можно найти или совсем винтажные варианты или подделки, лицензионные формулы, ничего общего с оригиналом не имеющие. Зато Куркджан оживляется, когда вспоминаю Fiji от Guy Laroche (они были у моей старшей сестры Юли) и Femme от Rosha (мне их подарили на первом курсе института). Глаза у него загораются, и я сразу понимаю, что он сделает для меня что-то в ретро-стиле. Я наивно верю, что он сумеет создать формулу, которая разложит меня на душистые составляющие и что-то радикально изменит в моей жизни. Что у меня будут духи, которые, как в романе «Парфюмер», позволят мне управлять человеческими чувствами. Смешно – завтра мне исполняется 45, а я все еще верю в подобного рода чудеса.

Ходили с Лешей праздновать мой день рождения в ресторан парижского отеля Le Bristol к Эрику Фрешону. Попробовали все длинное гастрономическое меню и запили его всевозможными винами. Наутро чувствую себя так, как будто совершила все смертные грехи сразу. А к вечеру от тяжести этих грехов тяжело заболеваю и меняю билет в Москву – надо зализывать раны.

Читаю блокадные дневники Любови Шапориной. Маша Степанова написала про них в CitizenK блестящую статью «Дневник, несовместимый с жизнью». Мысль Степановой в том, что задача большинства блокадных дневников – зафиксировать отпадение от нормы. Для Шапориной советский мир изначально злокачественен, блокада лишь оправдывает ее худшие ожидания. Но именно в блокаду ей удается перевести дух, прийти в себя, остановиться, увидеть вокруг неожиданную красоту.

Степанова замечательно формулирует, что эти дневники – опыт медленного погружения в смерть и последующего существования в мире со смещенными понятиями и провисшими логическими связями. Но с памятью о том, как надо жить. Потому-то с таким отчаянием они читаются.

Я – в испанской макробиотической клинике Sha, где меня обещают за неделю вылечить от бессонницы. Ерунда, конечно. Во-первых, что можно вылечить за неделю? Во-вторых, что такое я без моей бессонницы? Я научилась с ней жить, и она мне подарила много замечательных мыслей и лишних пульсирующих часов. Удивительно, что в этом роскошном спа с минималистскими интерьерами, потрясающими видами на море и вегетарианской едой я сплю, как убитая, и ни в какой терапии не нуждаюсь.

Как всегда в современных спа, здесь собрались те, кто верит в быстрое чудо. На сей раз чудо называется макробиотикой. Все рассказывают про волшебного доктора Рубио (меня записали к нему на прием), который вылечил от рака хозяина этой клиники. Послушно едят на завтрак чудодейственный мисо-суп, водоросли и сложноразваренную кашу. По утрам ходят на долгие прогулки, чтобы ни одна минута зря не пропала. В такие клиники никто не приезжает отдыхать. Все приезжают фанатично работать над собой. Здесь минимум десять соотечественников, пятерых из которых я прекрасно знаю. Побег в одиночество опять не удался.

По программе мне положен сеанс релаксации, который проводит женщина по имени Ниевес – психолог и преподаватель йоги. Релаксация превращается в долгий и болезненный разговор, который начинается с банальностей по поводу умения сосредоточиться не на будущем и прошлом, а на настоящем, а потом неожиданно выруливает на смерть Сережи. У меня вдруг начинают течь слезы, как из водопроводного крана. Боже, как я давно не плакала. «Мы говорили обо всем – о вашей работе, о вашей жизни, о ваших страхах, о ваших детях, но сломались вы только тогда, когда мы заговорили о смерти вашего первого мужа. Вы в этой смерти не виноваты, но вам нужна помощь, чтобы это понять. Ищите врача. Нельзя жить и чувствовать себя такой несчастной».