Алексей Саркелов - Думай, как Коко Шанель

Властный Дягилев категорически возражал против замужества своих танцоров и балерин. К примеру, один из его биографов С. Федоровский, пишет: «Он допускал кое-какие исключения лишь в тех случаях, если такая связь оборачивалась социальными преимуществами и денежной выгодой». Так, балерине Лидии Лопуховой, ставшей женой влиятельного английского экономиста Кейнса, было разрешено остаться в труппе. И здесь можно привести замечательные слова Р. Херрода, написавшего биографическую книгу о члене Палаты лордов Кейнсе, сказанные им в адрес русской жены британского экономиста и бизнесмена, а в ее лице – в адрес всех русских балерин (и не только), вышедших из Российской империи: «Лидия стала первостепенной личностью. Она была хорошей и верной женой, никогда не уклонялась от трудностей. Это создание, созданное из воздуха, полное юмора и эмоциональности, вступило на суровый путь долга как человек, которого с юности воспитывали в строгости. Быть может, глубокая, уравновешенная русская душа помогла ей пронести тяжелое бремя жизни с терпением и благородством. Ее веселость была нескончаемой, ее дух всегда оставался высоким. Никто не слышал ни слова жалобы, и не только слова, но и шепота, ни вздоха. То, что она давала, шло от ее доброй природы и истинной любви».

…Друзья Дягилева не раз жаловались Мисе на Дяга. «Этот грязный эксплуататор», – возмущался Лев Бакст. «Он свинья и вор», – уверял Игорь Стравинский. Мися всех слушала, всем сочувствовала и за все платила; на ее средства похоронили Сергея Павловича Дягилева.

В 1929 году Мися вместе с Коко Шанель приехали в Венецию. Они вместе застала его при смерти, вместе проводили в последний путь. Саму Мисю в последний путь провожала Шанель, с которой ее связывали тридцать лет тесной дружбы.

Несмотря на обмен колкостями, Шанель и Серт оставались самыми близкими людьми. Шанель пришла Серт на помощь, когда ее второй супруг Хосе-Мария увлекся грузинской художницей Русей Мдивани и попросил Мисю о разводе. Но и Мися помогала Коко залечивать душевные раны после неудачных интрижек и романов.

Оставшись без возлюбленного, Мися сумела сохранить дружбу не только с ним, но и с его новой пассией, более того – Мися даже подбирала для нее обручальное кольцо. Свет судачил: они живут в одном доме, втроем… вполне вероятно, так оно и было.

Когда Хосе-Мария Серт умер, в дневнике Миси появилась запись: «Вместе с ним для меня исчез всякий смысл существования». Результатом пережитого стала почти полная потеря зрения. Утешением ее последних дней стал морфий. Она открыто употребляла наркотики, делая себе уколы прямо на улице. Однажды ей даже пришлось сутки провести в полицейском участке среди проституток и бродяг, так как ее имя было обнаружено в списке торговцев наркотиками. Коко Шанель не раз пыталась вытащить подругу из наркотической зависимости, спасала от беспросветной депрессии и даже выезжала с ней в санаторий в Швейцарию. Но все было бесполезно. В 1950 году, в возрасте 78 лет Миси не стало.

Любопытно, что в мемуарах Миси имя Коко не встречается ни разу. Утверждают, что таковым было желание самой Шанель. Мол, она сама хотела написать о себе, сочинив такую же прекрасную сказку о своей жизни, как и ее подружка.

Уже почти совсем потеряв зрение, Мизиа Серт продиктовала воспоминания, в которых рассказала историю своей жизни. На самом деле в ее книге «Мизиа» о некоторых важных событиях сказано расплывчато, какие-то эпизоды романтизированы, о чем-то она умалчивает, где-то говорит полуправду, а то и вовсе придумывает. Она предстает перед читателем наивной, беспомощной, незащищенной «маленькой девочкой» (как она себя называет), избалованной, но чистой и самоотверженной. Знавшие Мизиа люди, прочтя ее мемуары, иронично улыбались и говорили, что в них есть все, кроме настоящей Миси.

«Покупайте меньше, выбирайте лучше и делайте это сами!».

Родившись под именем Мария София Ольга Зинаида Годебска, она осталась в истории как любимая модель Ренуара и Тулуз-Лотрека, муза Стравинского и Равеля, героиня Марселя Пруста и Жана Кокто. Ее портреты, написанные кистью великих художников, можно увидеть в музеях разных концов света – в Лувре и Метрополитен в Нью-Йорке, в Норфолке, штат Виргиния, и в Лионе, в Лондоне и Тель-Авиве, в

парижском Музее современного искусства и в Хьюстоне, Берне, Брюсселе, Дрездене, Цюрихе; не говоря уже о том, что они хранятся во многих частных коллекциях. Ей посвятили свои сочинения Стравинский, Равель и Пуленк, Малларме и Верлен писали ей стихи. Она была другом Дягилева и Пикассо. Стала прообразом героини романа Кокто «Самозванец Тома» и двух персонажей в «Поисках утраченного времени» Пруста. О ней написали в своих дневниках Поль Клодель и Андре Жид. Причем писали не только самое лестное. К примеру, Кокто как-то прозвал ее «молодой тигрицей с нежным и жестоким личиком кошечки». Поль Моран написал: «Мизиа – капризная, коварная, объединяющая своих друзей, чтобы иметь возможность поссорить их потом Пожирательница гениев, влюбленных в нее…». То же подтверждал и Пруст. В унисон им Филипп Бертело говорил, что ей не следует доверять того, что любишь. А вот Коко в разговоре с Марселем Хедрихом скажет о подруге: «Не будь Миси, я так и умерла бы полной идиоткой».