Больные лихорадкой видят лишь призраки вещей, а те, у кого нормальная температура, – лишь тени вещей; при этом те и другие нуждаются в одинаковых словах.
Кому свойственно отвращение к возвышенному, тому не только «да», но и «нет» кажется уже слишком патетическим, – он не принадлежит к отрицающим умам, и, случись ему оказаться на их путях, он внезапно останавливается и бежит прочь – в заросли скепсиса.
В моей голове нет ничего, кроме личной морали, и сотворить себе право на нее составляет смысл всех моих исторических вопросов о морали. Это ужасно трудно – сотворить себе такое право.
Нечистая совесть – это налог, которым изобретение чистой совести обложило людей.
Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью».
Моральные люди испытывают самодовольство при угрызениях совести.
Моральное негодование есть коварнейший способ мести.
Я рекомендую всем мученикам поразмыслить, не жажда ли мести довела их до крайности.
Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными.
Лишь когда самолюбие станет однажды больше, умнее, утонченнее, изобретательнее, будет мир выглядеть «самоотверженнее».
Не следует стыдиться своих аффектов; они для этого слишком неразумны.
В аффекте обнаруживается не человек, но его аффект.
При известных условиях наносится гораздо меньший общий вред, когда кто-то срывает свои аффекты на других, чем на самом себе: в особенности это относится к творческим натурам, сулящим большую пользу.
Говорят: «удовольствие» – и думают об усладах, говорят: «чувство» – и думают о чувственности, говорят: «тело» – и думают о том, что «ниже тела», – и таким вот образом была обесчещена троица хороших вещей.
Лишь тот порочный человек несчастен, у кого потребность в пороке растет вместе с отвращением к пороку – и никогда не зарастает им.
Если я почитаю какое-либо чувство, то почитание врастает в само чувство.
Смысл наших садов и дворцов (и постольку же смысл всяческого домогания богатств) заключается в том, чтобы выдворить из наших взоров беспорядок и пошлость и сотворить родину дворянству души.
Людям по большей части кажется, что они делаются более высокими натурами, давая воздействовать на себя этим прекрасным, спокойным предметам: отсюда погоня за Италией, путешествия и т. д., всяческое чтение и посещение театров. Они хотят формироваться – таков смысл их культурной работы! Но сильные, могущественные натуры хотят формировать и изгнать из своего окружения все чуждое.
Так же уходят люди и в великую природу: не для того, чтобы находить себя, а чтобы утрачивать и забывать себя в ней. «Быть-вне-себя» как желание всех.
Вовсе не легко отыскать книгу, которая научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими.
Страстные, но бессердечные и артистичные – таковыми были греки, таковыми были даже греческие философы, как Платон.
Стиль должен доказывать, что веришь в свои мысли и не только мыслишь их, но и ощущаешь.
В старании не познать самих себя обыкновенные люди выказывают больше тонкости и хитрости, чем утонченнейшие мыслители в их противоположном старании – познать себя.
Есть дающие натуры и есть воздающие.
Даже в своем голоде, но человеку ищешь, прежде всего, удобоваримой пищи, хотя бы она и была малокалорийной: подобно картофелю.
Многое мелкое счастье дарит нас многим мелким убожеством: оно портит этим характер.
Потребность души не следует путать с потребностью в душе: последняя свойственна отдельным холодным натурам.
Чтобы взваливать неприятные последствия собственной большинства глупости на саму свою глупость, а не на свой характер, – для этого требуется больше характера, чем есть у людей.
Поистине, великая глупость живет в нашей воле, и проклятием стало всему человеческому, что эта глупость научилась духу.
У каждой души особый мир; для каждой души всякая другая душа – потусторонний мир.
Не хлебом единым жив человек.
Кто не может лгать, не знает, что есть истина.
Признать ложь за условие, от которого зависит жизнь, – это, конечно, рискованный способ сопротивляться привычному чувству ценности вещей, и философия, отваживающаяся на это, ставит себя уже одним этим по ту сторону добра и зла.
Каждый инстинкт властолюбив; и, как таковой, он пытается философствовать.
Переутомление, любопытство и сочувствие – наши современные пороки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу