Лоуренс Райт - Аль-Каида

Мусульманам всего мира Хомейни был известен тем, что он остро критиковал Запад. Вместо того чтобы ориентировать будущее исламского мира на светскую демократическую модель, он призвал повернуть назад. Его зажигательные проповеди возвещали о всепобеждающей силе ислама предыдущего тысячелетия и предвосхитили резкие выпады бен Ладена. Хомейни не принимал свободу Запада. «Да, мы — реакционеры, а вы — просвещенные интеллектуалы: вы не хотите возвратиться на 1400 лет назад! — взывал он вскоре после того, как взял власть, — Вы хотите свободы, свободы для всего, свободы для партий, свободы, которая развратит наше юношество; свободы, которая проложит путь для угнетения; свободы, которая потянет нашу нацию вниз». Уже в сороковые годы Хомейни говорил о готовности прибегнуть к террору, чтобы победить очевидных врагов ислама, используя богословское обоснование, а также материальную базу. «Ислам говорит: хорошо то, что существует благодаря мечу и в тени меча! Люди не могут быть сделаны послушными ничем, кроме меча! Меч — ключ к раю, открытому только для святых воинов!»

То, что Хомейни происходил из шиитской ветви ислама, а не из суннитской, которая преобладает в мусульманском мире вне Ирака и Ирана, делал его противоречивой фигурой в глазах суннитских радикалов [23] Умма, сообщество мусульман, раскололась после смерти Пророка Мохаммеда в 632 г. из-за ссоры по поводу принципа наследования духовной власти. Сунниты поддержали выбор преемников Пророка — халифов из другой группы. Шииты полагали, что халифат должен продолжаться только через потомков Пророка, начинаясь с его кузена и зятя Али. С тех пор эти два течения ислама развили собственные многочисленные богословские и культурные традиции (примеч. автора). . Тем не менее организация Завахири поддержала Иранскую революцию листовками и аудиокассетами, убеждающими все исламские группы в Египте последовать иранскому примеру. Стремительное преобразование такой относительно богатой, мощной, современной страны, как Иран, в твердыню ислама, наглядно показало, что мечта исламистов была вполне достижима, и это укрепило их в желании действовать.

К этому времени исламизм стал широким и разнообразным движением. В него оказались вовлечены и те, кто желал работать в рамках политической системы как «мусульманские братья», и те, кто, подобно Завахири, хотел разрушить государство и учредить религиозную диктатуру. Главная цель борьбы исламистов состояла в том, чтобы ввести исламское право — шариат. Они полагали, что пятьсот стихов Корана, основа шариата, — неизменные Божьи заповеди. Они призывали вернуться в золотую эпоху Пророка и его непосредственных преемников — хотя фактически юридический кодекс ислама развился спустя несколько столетий после смерти Пророка. Эти стихи предписывают определенное поведение — точно и детально, — как и что ответить тому, кто чихает, например, и сколько золотых драгоценностей допустимо носить на себе. Они также предписывают специфические наказания за небольшие преступления, например за прелюбодеяние и пьянство, но не за такие тяжкие, как убийство. Исламисты утверждали, что шариат не может быть изменен, ибо он возник непосредственно по велению Бога. Они хотели обойти длинную традицию юридических толкований мусульманских ученых и воссоздать более аутентичную систему исламского права. Немусульмане же и исламские модернисты утверждали, что принципы шариата отражают строгие каноны бедуинской культуры, породившей религию, и, конечно, не в состоянии управлять современным обществом. Правительство Садата неоднократно обещало соблюдать шариат, но на деле показало, что их словам не следует доверять.

Мирное соглашение Садата с Израилем объединило враждующие исламистские партии. Однако вскоре они пришли в ярость из-за нового закона, предложенного Джихан, женой президента. Этот закон предоставил женщинам право на развод, привилегию, не разрешенную Кораном. Садат в своем выступлении, оказавшемся для него последним, высмеял исламскую одежду набожных женщин, которую он назвал «палаткой», и запретил носить хиджаб в университетах. Фундаменталисты признали президента еретиком. Это означало, что согласно исламскому закону нужно изгнать правителя, раз он не верит ни в Бога, ни в Пророка. Обвинение в ереси было равносильно призыву к убийству.

В ответ на демонстрации, организованные исламистами, Садат распустил все религиозные студенческие ассоциации, конфисковал их собственность и закрыл их летние лагеря. Полностью изменив свою прежнюю позицию признания и даже одобрения деятельности таких групп, он теперь провозгласил новый лозунг: «Никакой политики в религии и никакой религии в политике». Формулировку, которая более бы раздражала исламистов, придумать было невозможно.