Илья Афроимов - Город, где стреляли дома

Эти дома, эти руины стреляли во врага.

« 29 сентября 1941 года. Перебирая свои вещи, нашла ученическую тетрадь. Решено, завожу дневник. Надо все записывать, потому что в последнее время со мной происходит такое, что порой перестаешь верить самой себе».

Так начинались записи в дневнике Ольги Соболь, партизанки Брянского городского отряда.

«Всего четыре месяца тому назад я собиралась защищать диплом агронома. И вдруг это ужасное 22 июня. Меня завертело, как сноп в молотилке. Под Жлобином вместе с девчонками до кровавых мозолей рыли окопы. Только пользы от нашего копанья не было никакой, немцы обошли стороной. Под бомбежками и обстрелами мы пробирались к своим. Не могу себе даже представить, как меня занесло в незнакомый Брянск.

Брянск еще держится, но я уже партизанка, нахожусь в тылу врага, в Клетнянских лесах. Наверно, у меня очень глупый вид, никак не научусь правильно держать винтовку. Правда, секретарь горкома товарищ Кравцов утверждает, что из меня боец получится.

Какой это изумительный человек, Дмитрий Ефимович Кравцов! Встретились мы впервые в совхозе «Брянский рабочий», куда меня агрономом определили. Заговорил он, и я подумала: «Есть в нем большое, чистое, светлое». Доброе, смелое лицо, улыбчивые глаза, проникновенный голос.

— Мстить за свою Белоруссию, значит, хочешь? — повторил он мои слова. — Что ж, сердце верный совет тебе дает…

Оказывается, он уже все знал обо мне.

Недели три училась в лесу стрелять и бросать гранаты, перевязывать раны. 27 сентября отряд на машинах выехал к линии фронта. Настроение у всех было самое боевое. Кто-то крикнул: «Давай песню — антифашистскую!» Дмитрий Ефимович запел «Ермака». «Дореволюционная», — запротестовал молоденький паренек. Кто он, пока еще не знаю. «Народная, значит антифашистская», — поправил его Кравцов. И мы пели «Ермака».

Секретарь Брянского горкома партии, командир городского партизанского отряда Дмитрий Ефимович Кравцов.

В Жирятино пахло яблоками, за околицей бил пулемет и где-то играла гармошка.

Ночью армейские разведчики подвели нас к линии фронта, в глубь темного леса. Наверное, теперь это и есть наш дом.

1 октября. Пугали немцев и сами пугались.

5 октября. Клетнянский лес пересох, как Кара-Кумы. Нигде ни капли воды. Слизывали с листьев росу. Измученный отряд заснул от изнеможения. Кравцов и его помощник Дука взяли лопаты и пошли в балку рыть колодец. До воды они не добрались, зато «откопали» окруженцев, среди них есть даже майор. Окруженцы колеблются, не знают, что им делать: то ли идти на восток, то ли присоединиться к нам.

8 октября. Карандаш дрожит в руке. Натолкнулись на повешенных фашистами директора школы и учителя. Какой ужас! На трупах дощечки: «Они помогали партизанам». Лица погибших обросли бородами.

Вале Сафроновой пятнадцать лет.

10 октября. Люди особенно познаются в пути. Только что закончился бой, и мы пробирались по болоту. Особенно тяжело было Петру Русанову. У него одна нога. Он инвалид с детства, но ушел с нами. Больно смотреть, как он мучается. Конечно, здоровые люди все в армии. А в партизанах и Петя клад.

В отряде десять девушек. Я уже успела полюбить красавицу Зину Голованову, неутомимую Фаню Репникову, хлопотливую Шуру Абрамкову. Я люблю здесь всех, как родных братьев и сестер. У нас один путь, идем туда, где подстерегают опасность и смерть.

Под тяжестью винтовки немеет плечо. На ноги боюсь взглянуть: исцарапаны, избиты. Туфли держатся на них не иначе, как по привычке. Я никогда не думала, что ходить тяжело. Хотя бы полчасочка полежать под деревом, ни о чем не думая. Но надо идти, хотя совсем не идется. Мои чувства сейчас совпадают со словами партизанской присяги, которую мы приняли перед уходом в фашистский тыл:

«…Не выпущу из рук оружие, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.

…За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом, клянусь мстить врагу жестоко, неустанно и беспощадно.