Ольга Сконечная - Русский параноидальный роман. Федор Сологуб, Андрей Белый, Владимир Набоков

В тексте «Мемуаров», как заметил Лакан, есть выражение или термин, определяющий тенденцию к соединению, или поддержанию временной сохранности, тенденцию, долженствующую сдержать вихрь распадения. Этот термин «крепление к землям», «arrimage aux terres». По Шреберу, «крепление к землям» – один из маневров, к которому прибегает Флехсиг в целях уловления и отвода от Шребера божественных лучей. Он натягивает на небесный свод целый «занавес лучей», чтобы отключить больного от токов Создателя. Но к «креплению» (как и к дроблению и умножению) прибегают здесь все. Есть «крепление» к землям, небесному своду и есть «крепление» к числу. Есть также множество общностей, создающихся на основе каузальности: профессии, союза, корпорации и нации.

Каузальность организует интригу. «Крепление» к профессии, религиозному ордену, студенческой корпорации задает расстановку сил.

Отношение к аристократическим кланам определяет происхождение заговора. Как говорит автор, история «катастрофы» восходит к истории семейств, принадлежащих к «самой высокой небесной знати». Возникает, уходя в глубь поколений, временная перспектива, которая, подобно пространственной дислокации противников, выступает с особой, свойственной бреду рельефностью. Эта рельефность – дань близкой гибели, ибо все уничтожается и все вот-вот оборвется. Время даже уплотняется в «бродячие часы» (они же души усопших еретиков, которые сохраняются в течение веков под колокольнями средневековых монастырей). Эти бродячие часы – отголосок Вечного жида, который тоже мелькает у Шребера. Подобно странствующему богоотступнику, часовые души бродят где-то в преддверии конца.

Вот она, присущая бреду, вещественность символического, о которой пишут постлакановские авторы [55]. Здесь все состоит из одного материала, все им измеряется, разделяется и задается. Лучи и нервы выпрядают из своих волокон пространство, время, причину и цель.

В плане буквального, «материального» увязывания бредового сюжета особую ценность представляет мотив профессии. Ведь профессия эта – специалист по нервным болезням. Ею определяется и целиком покрывается фигура Флехсига и его клана. Привилегированная специальность обеспечивает управление динамикой нервов и лучей: умение вступать в нервные сопряжения с Богом или душами живых и мертвых (или владение приемом соединения, слияния). К данной компетенции относится и процесс отвода, препятствия чужим нервам, стремящимся к соединению с Богом (прием разделения, дробления). Клан Флехсига хочет лишить этих способностей представителей семейства Шребера, которым навязывает запрет на всякое потомство или выбор таких профессий, как специалист по нервным болезням. Запрет – попытка вытеснения Шребера из пространства собственного тела (ибо пространство тела и есть нервы) и также – из движения времени (ибо он лишается потомства). Запрет на профессию есть заговор в физическом, пространственном выражении (отвод нервов от Бога и замыкание их на себя), и этим заговором, как цепью, связаны члены клана.

Есть у Шребера и другая важная тенденция к соединению – национальная, национально-конфессиальная, национально-политическая: души «сплавляются» в лучи иудаизма, лучи Яхве, лучи Зороастра и т. д.

Национальные одежды, которые иногда покрывают те или другие скопления лучей, начиняют текст какими-то обрывками идеологий, намеками на знакомые смыслы, которые как будто пытаются прорваться сквозь невнятицу бредового повествования. «…Для некоторых душ на первом плане были национальные соображения. ‹…› Среди них – венский невролог, крещеный еврей и славянофил… хотел осуществить через мое посредство свои панславистские поползновения в отношении Германии и в то же время обеспечитьгосподство иудаизма» [56]. Национально-идеологическое знаменательно накладывается на профессионально-заговорщическое: «В своем качестве невролога он выполнял – совсем как Флехсиг по отношению к Германии, Англии и Америке – функции куратора интересов Бога для других божественных провинций» [57]. Национальное хочет соединиться с дробящимся, мельчайшим, задержать убегающий смысл, скрепить остатки картины мира. При этом индивидуальное расчленяется и нивелируется. И в странной фауне «Мемуаров» возникают: крошечные существа, похожие на крабов или скорпионов и долженствующие производить разрушительную работу в той же несчастной голове Шребера. Среди них «различают “арийских” скорпионов, более крупных, и скорпионов “католических”».