Ангел Богданович - О г. Куприне и других молодых беллетристах. – Еще о г. Короленке

Но стоить только отъ "Молоха" перейти къ слѣдующему разсказу "Ночная смѣна", и впечатлѣніе сразу мѣняется, словно предъ нами новый авторъ. И далѣе это новое впечатлѣніе все растетъ и усиливается, не ослабѣвая до конца этой небольшой книги. Это впечатлѣніе необычайной свѣжести, чистоты и яркости. Читая эти небольшія сцены, этюды и очерки, испытываешь такое ощущеніе, какъ въ ясный весенній день, когда воздухъ расширяетъ грудную клѣтку и дышется легко и свободно, а на ясномъ до прозрачности небѣ съ удивительною отчетливостью вырисовываются мельчайшія детали молодой зелени деревьевъ. Жизнь радуетъ въ такія минуты, и этою безсознательною радостью, что жизнь интересна, полна и глубока самыми разнообразными ощущеніями, проникнута вся книга. Художникъ, словно ребенокъ, выбѣжавшій въ поле, не можетъ натѣшиться непосредственностью бытія и передаетъ ее читателю, который и самъ заражается его здоровымъ, бодрящимъ настроеніемъ и невольно восклицаетъ: "Господи, какъ хорошо жить на свѣтѣ!" А между тѣмъ содержаніе разсказовъ вовсе не изъ веселыхъ. Въ нихъ, какъ и въ жизни, печаль и радость, смѣшное и грустное перемѣшиваются въ причудливыхъ узорахъ, слагаясь въ общую, пеструю и яркую картину, живую почти до осязательности.

Прекрасно, напримѣръ, описаніе тетеревиной охоты изъ разсказа "Въ лѣсной глуши".

Или описаніе болота и вымирающей на немъ семьи, кругомъ застывшій въ туманѣ лѣсъ и дикая колыбельная пѣсня, которую, быть можетъ, тянули еще предки этой затерянной въ болотѣ семьи. Авторъ безсознательно подымается въ этомъ чудесномъ разсказѣ до высшаго символа, въ которомъ художественность изображенія проникнута глубокою идеею. Такое же глубокое впечатлѣніе производятъ и другіе разсказы, какъ "Ночная Смѣна", "Ночлегъ", "Дознаніе". Нѣсколько въ иномъ родѣ два послѣднихъ прекрасныхъ разсказа – "Въ циркѣ" и "На покоѣ", въ которыхъ тонкая психологія дѣйствующихъ лицъ изображена съ рѣдкимъ мастерствомъ, доступнымъ только настоящимъ художникамъ. Что особенно выдѣляетъ г. Куприна, это его сжатая манера, – ни одного лишняго штриха, ни одного шаблоннаго эпитета, во всемъ строгая соразмѣрность. Увѣренность и твердость рисунка, умѣніе сразу найти сущность изображаемаго явленія и нужную для даннаго образа точку освѣщенія, обнаруживаютъ въ г. Купринѣ художника, идущаго своею самостоятельною дорогою. Его послѣдній разсказъ "Трусъ", напечатанный въ январьскомъ номерѣ "Журнала для всѣхъ", по оригинальности задачи и художественному выполненію – лучшая вещь, напечатанная за послѣднее время. Психологія труса, еврея-актера, отправляющагося въ экспедицію съ суровымъ и смѣлымъ контрабандистомъ, это настоящій шедевръ. Цирельманъ – нервная и тонкая натура, чуткость и раздражительность которой дѣлаютъ его превосходнымъ артистомъ, увлекающимъ зрителей неподдѣльностью выражаемыхъ имъ чувствъ, и его товарищъ – Файбишъ, грубый и смѣлый, благодаря тупости, съ которою относится къ окружающимъ явленіямъ, два поистинѣ превосходныхъ образа. Настроеніе Цирельмана въ бойкой корчмѣ, гдѣ онъ увлекаетъ зрителей своею игрою, и ночью, во время злополучной экспедиціи, передано съ полнотою и законченностью, удовлетворяющею самую придирчивую критику.

Въ лицѣ г. Куприна русская литература, по нашему мнѣнію, обогатилась новой крупной силой, отъ которой мы можемъ ожидать многаго. Всѣ эти небольшіе разсказы, такіе изящные, законченные, цѣльные и глубокіе, показываютъ, что авторъ можетъ дать и нѣчто болѣе крупное, чѣмъ отдѣльный этюдъ или картинка. Въ "Молохѣ" видна уже попытка поставить себѣ большую задачу. Съ тѣхъ поръ прошло шесть лѣтъ, талантъ автора выросъ, окрѣпъ и сложился, и новая попытка въ этомъ направленіи, для насъ несомнѣнно, дастъ лучшій результатъ. Съ тѣхъ поръ г. Купринъ освободился отъ несвойственныхъ ему пріемовъ въ искусствѣ, глушившихъ его самостоятельный талантъ и извращавшихъ его свободное влеченіе къ разносторонности и полнотѣ жизни. Въ "Молохѣ" онъ еще подражалъ, въ разсказахъ, послѣ того написанныхъ, въ особенности послѣдняго времени, какъ "Въ циркѣ", "Болото" и "Трусъ", талантъ г. Куприна свободенъ вполнѣ, нашелъ свою дорогу и идетъ крупными шагами впередъ.

Куда онъ поведетъ его, увидимъ, но для настоящаго художественнаго дарованія жизнь на каждомъ шагу открываетъ такую глубину и ширь, что темъ не оберешься.

Въ текущей беллетристикѣ послѣдняго времени, къ сожалѣнію, эта жизнь почти не отразилась. И на ея блѣдномъ фонѣ, гдѣ мелькаютъ слабыя, какъ тѣни въ сумеркахъ, отраженія жизни, яркимъ до боли пятномъ выступаетъ "Не страшное" Короленки. "Не страшное" – это мелочи жизни, которыя незамѣтно обволакиваютъ душу, постепенно усыпляютъ голосъ недовольства и гасятъ огонь свободы и чести, пока человѣкъ нечувствительно для себя не погрузится въ дремотное состояніе, изъ котораго выходъ одинъ – въ могилу. "Не страшное" – потому что незамѣтное, будничное, притупляющее вниманіе своей обыденностью, тѣмъ, что все это "въ порядкѣ вещей", какъ, напр., этотъ сонный машинистъ, который, ведетъ поѣздъ, гдѣ разсказчикъ монотонно передаетъ несложную драму, разыгравшуюся на глазахъ у него, бокъ-о-бокъ, и которую онъ бы проглядѣлъ, если бы не ея трагическій конецъ, заставившій его проникнуть въ страшную силу "не страшнаго".