"Я, кажется, знаю, откуда пришелъ этотъ всякаго рода служащій. Утлая ладья русскаго просвѣщенія не всегда довозитъ пассажировъ до намѣченной пристани и часто ссаживаетъ на перепутьи и въ непредусмотрѣнныхъ мѣстахъ, на пустынныхъ берегахъ, на дикихъ островахъ. Въ частности, въ былое время, когда въ газетахъ появлялись сообщенія о томъ процентѣ учащихся, который достигаетъ аттестата зрѣлости, меня всегда интересовалъ вопросъ, – куда дѣвается и какъ используется жизнью тотъ – другой процентъ… Мнѣ показалось, что я нашелъ, наконецъ, этотъ "процентъ", нашелъ этого, не успѣвшаго сдѣлаться "механикомъ" и оставшагося "полумеханикомъ" человѣка – нашелъ его за толстыми конторскими книгами, за стойкой мануфактурнаго магазина, въ капитанской рубкѣ парохода, у котловъ завода, подъ форменной фуражкой начальника станціи. Мнѣ показалось даже, что для меня освѣтились многія явленія русской жизни, остававшіяся темными тамъ, гдѣ я раньше служилъ, что я открылъ, кто потребляетъ эту все растущую массу книгъ, появляющихся на рынкѣ, кто читатель этихъ размножившихся провинціальныхъ газетъ, которыя все-таки существуютъ, для кого въ самые дальніе углы несутся цѣлые цѣлые вагоны "приложеній" сочиненій русскихъ писателей… Мнѣ думается, я нашелъ этого новаго читателя. Я пересталъ удивляться тѣмъ книгамъ и журналамъ, которые брали молодые приказчики и служащіе въ библіотекѣ нашего общества и торгово-промышленнаго клуба, пересталъ удивляться росту библіотекъ и читаленъ и книжныхъ магазиновъ, огромному наплыву публики на всякія публичныя лекціи, курсы, пересталъ удивляться всему, что было такъ удивительно для меня, хорошо помнившаго, что было какихъ-нибудь двадцать пять – тридцать лѣтъ назадъ…"
Самымъ яркимъ представителемъ новаго типа выведенъ авторомъ Ножичкинъ, около котораго группируются другія, не менѣе любопытныя лица изъ этой мало затронутой въ литературѣ среды. Самъ Ножичкинъ, энергичный и смѣлый иниціаторъ въ борьбѣ за интересы своего сословія противъ "хозяина", цѣлой головой выше остальныхъ, но присущія ему черты до извѣстной степени родовыя. Онъ выдвигаетъ при каждомъ столкновеніи вопросъ о правѣ, о достоинствѣ личности и страстно отстаиваетъ свое право быть наравнѣ со всѣми. Когда въ клубѣ заходитъ, напр., рѣчь объ отчетности, одинъ изъ старшинъ, "владѣлецъ лѣсныхъ складовъ", обижается щепетильностью ревизіонной коммиссіи, требующей отчетъ въ истраченныхъ деньгахъ. "Ежели этакъ будутъ оскорблять, ежели всякій (подчеркнулъ онъ) придетъ и будетъ васъ въ копѣйкахъ учитывать, такъ это и служить нельзя, уйти только и больше ничего"… Это обычная въ нашихъ провинціальныхъ собраніяхъ обидчивость встрѣчаетъ со стороны Ножичкина страстный отпоръ, въ которомъ такъ и вырисовывается самое характерное отличье его, "новаго" человѣка, больше всего блюдущаго именно свое право, свое достоинство, какъ человѣка.
"– Какъ вы смѣете оскорбляться? – гремитъ онъ. – Кто вы такой? Выбранный нами старшина, обязанный всякому изъ насъ, – слышите всякому – давать отчетъ въ каждой копѣйкѣ, истраченной вами…"
Можно подумать, что это Мирабо, отвѣчающій на вопросъ, кто они, эти "всякіе". Но дѣло не въ размѣрѣ событія, не въ предѣлахъ правъ, а въ самой сущности вопроса о правѣ вообще, правѣ, такъ тяжко добытомъ и отстаиваемомъ Ножичкиными отъ посягательствъ. Отсюда и эта страстность человѣка, всѣмъ обязаннаго только себѣ и готоваго на каждомъ шагу стоять за это "свое".
Ножичкинъ не только цѣнитъ себя, какъ всякій добившійся положенія лично своими усиліями и энергіей, – нѣтъ. Онъ идетъ дальше и, какъ истый представитель "новаго сословія", глядитъ далеко впередъ. Онъ презираетъ современнаго купца и промышленника, которому было все "дано" и который, поэтому, вырождается въ третьемъ уже покодѣніи и ничего не умѣетъ добиться самъ, а все черезъ "казну-матушку". Они всѣ осуждены имъ на смарку, ибо сила знанія дѣла и традиція труда – только въ такихъ людяхъ, какъ онъ, Ножичкинъ, и его товарищахъ, "служащихъ". "Все дѣло торговое въ Россіи мы ведемъ. И традиціи только у насъ однихъ и имѣются, – традиціи людей изъ поколѣнія въ поколѣніе вытягивавшихъ изъ себя жилы".
Но какъ представитель своего сословія, онъ и понимаетъ интересы только своихъ, и когда въ разговорѣ одинъ изъ служителей, симпатизирующихъ Ножичкину, хотя и скептически настроенный, задаетъ вопросъ о рабочихъ, которыхъ нельзя обойти ни въ какомъ дѣлѣ, герой нашъ морщится и отнѣкивается очень характернымъ словечкомъ.
Читать дальше