138. (20) Геометрия .
Не математика – она уже давно применялась в астрономии и архитектуре, – а точное измерение земли и всего, что на ней есть. Она создана христианской верой, этой первой вдохновительницей всех великих измерителей земли. Для принца Генриха Испанского {100}, вашего Колумба, вашего капитана Кука (могилу которого мы только что восстановили, проявив при этом блестящую художественную фантазию и религиозное чувство – эти особые дары девятнадцатого века, – а именно: обнесли ее оградой из старых пушек, которые поднимают к Небу свои широко раскрытые пасти; это новейший способ символизировать единственное воззвание к Небу, на которое еще способно наше столетие; но эти старые, безмолвные теперь пушки доносят до ангелов слова: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне» [Быт. 4:10]), она была, как я сказал, первой вдохновляющей идеей всех землемеров, честно охраняющих проведенные ими межи; дьявол, я вижу, по-своему недавно вмешался в геометрию Йоркшира, где местные землевладельцы {101}великодушно заменяют придорожные столбы, обрушившиеся от времени, новыми и более крепкими, но всегда при этом расширяют собственные границы, и таким образом стена воздвигается на том месте , где прежде была общественная дорога, а собственники захватывают себе полосу шириной в два-три фута вдоль всего участка пути, который требовал ремонта.
Итак, перед нами первая из христианских наук: правильный раздел земли и главный закон измерения при помощи циркуля. Этот способ измерения – круг в квадрате – я использовал для своего первого упражнения с законами Фьезоле.
139. (21) Скульптура .
Первая сцена заключительной серии на северной стороне колокольни, основные черты которой необходимо отметить, прежде чем перейти к подробному исследованию.
Предание приписывает Джотто только две первые композиции – Скульптуру и Живопись. Что касается пятой {102} – Песни, то, судя по великолепному исполнению, она может быть признана работой Луки делла Роббиа. Остальные четыре принадлежат его школе; все пять барельефов, следовательно, относятся к более позднему времени, чем те, которые мы рассмотрели раньше, абсолютно другие по манере и имеют в нижней части поздний цветочный декор вместо прежних строгих готических арок. Невольно возникает существенный вопрос: умер ли Джотто, оставив эти скульптуры незаконченными и лишь выбрав их сюжеты, и являются ли эти два барельефа – Скульптура и Живопись – его последними произведениями? Или все было закончено раньше, а этими поздними барельефами заменены первоначальные под влиянием Луки делла Роббиа, с тем чтобы приблизить целое к его времени и сделать более характерным для флорентийского искусства эпохи расцвета?
140. Я должен еще раз повторить, что совсем не берусь судить о подлинности этих произведений, а лишь указываю на их безусловные достоинства. Читатели могут спросить меня, что сделано хорошо и что дурно, но кем это сделано – отдельный вопрос, требующий твердого знания данной школы, включавшей в себя множество художников и их последователей и величайшего внимания к самым ничтожным деталям и особенностям, что совсем не входит в мою задачу.
Итак, все, что я могу сказать вам о последней группе скульптур, – это то, что пятая из них – превосходнейшее произведение искусства и, по моему глубокому убеждению, принадлежит Луке делла Роббиа, что последняя из них, Гармония, – тоже прекрасна, что барельефы, приписываемые Джотто, хороши в другом роде, а три остальные, в сущности, самые жалкие произведения из всей серии, хотя и исполнены с большей сноровкой.
Но более всего меня ставят в тупик барельефы, приписываемые Джотто, ибо они гораздо грубее тех, что находятся на западной стороне башни и кажутся мне несомненно характерными для его стиля; вместе с тем они имеют много общего в распределении драпировок и в манере вводить детали. Различие между ними можно объяснить отчасти спешной работой или слабеющей творческой силой, отчасти же убеждением художника в незначительности этих чисто символических фигур по сравнению с Отцами искусств; но все же это очень важный и странный факт, усложненный поразительным сходством всех прочих особенностей.
141. Вы не можете сравнить эти сюжеты на самой башне, поэтому возьмите из моей серии фотографии № 6 и № 21 и поставьте их рядом.
Я не буду останавливаться на их сходстве, которое само бросается в глаза, но различие в трактовке голов совершенно непостижимо. Голова Тувалкаина исполнена превосходно, словно написана кистью живописца, каждая прядь волос прорисована, как на самом лучшем рисунке. В Скульптуре же пущены в ход обычные приемы ремесленника, она абсолютно незаконченна, и с неприятной бесцеремонностью просверлены дырки в бороде для придания живописности.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу