Сергей Лущик, по скверной традиции литературоведов последних поколений, предполагает, что офицерского заговора как такового и не было, а была чекистская провокация с целью замешать как можно больше людей и устрашить весь город. В такой форме эта мысль, безусловно, ошибочно. Заговор мог быть – и даже вероятнее всего, был – спровоцирован чекистами в том смысле, что первый человек, вышедший на какого-то бывшего офицера и предложивший ему всю операцию с подготовкой восстания (или один из первых людей, оказавшихся в таком кружке), был чекистским агентом, и через него ЧК направляла все дело с «заговором». Такой ход дел (для чекистов достаточно обычный) вполне вероятен; и тем не менее заговор все-таки был: кто бы его ни провоцировал и под каким бы колпаком у ЧК он бы ни состоял (а состоял он под прозрачным колпаком – Одесса была сдана 7 февраля, а аресты заговорщиков прошли уже в марте), его участники действительно готовили восстание против большевиков, и подвиг их не становится меньше от того, что вся идея заговора могла быть провокацией их врагов.
Вот по какому подозрению провел в подвалах ЧК полгода, дожидаясь смерти, Катаев. Было ли оно оправданным? Действительно ли Катаев участвовал в заговоре, или на него показали облыжно?
Чтобы ответить, хотя бы предположительно, на этот вопрос, надо для начала вернуться в весну 19 год, в первый цикл белой обороны Одессы от большевиков
III
Зимой 1918/1919 года Одесса считалась административно подчиненной власти Деникина, размещались в ней войска Добровольческой армии и полусоюзные им войска интервентов – в основном французские и греческие, но были и сербы, и англичане. К северу от города стояли петлюровцы, но в феврале – марте петлюровцев прогнали большевики и начались бои между большевиками, наступавшими на Одессу, и защищавшими ее белыми и союзными войсками. Внезапно для белых иностранные союзники объявили, что оставляют город, и почти немедленно эвакуировались за границу, бросив фронт; 6 апреля 19 года Одесса пала, белые части с трудом смогли выбраться из города и добраться, после заграничных перебросок, в конце концов до своих, на другой берег Черного моря.
В 1922 году Катаев опубликовал рассказ «Самострел», позднее переименованный в «Прапорщика» и посвященный как раз этому времени. Главный герой – «прапорщик Чабан, малый двадцати трех лет» – наделен началом биографии самого Катаева: он того же возраста, что Катаев, и Первую Мировую провел в точности, шаг в шаг, так же, как сам Катаев: «во время войны с немцами, был храбрым и выносливым солдатом. Под Минском он взрывал со своим взводом горны и получил жестокую контузию правой стороны тела. Под Барановичами его переехал зарядный ящик, в Одессе, в госпитале, где он лечился, у него сделалась чесотка. За это все он имел два Георгиевских креста, шашку с анненским темляком и надписью: "За храбрость"».
А дальше его, весной 1919 года, мобилизуют против большевиков деникинские власти Одессы. Чабан с народом воевать не хочет, и вообще не хочет воевать. «В девятнадцатом году он был мобилизован. Это случилось весной. У него не спросили, хочет ли он воевать, и не спросили, сочувствует ли он добровольцам. Он должен был хотеть воевать и сочувствовать армейскому генералу с жандармской бородкой, портреты которого, перевитые георгиевскими лентами и украшенные скрещенными пушками, красовались всюду. Прапорщика только спросили на пункте, где он желает служить, и, узнавши, что ему все равно, записали на бронепоезд и назначили телефонистом»
Генерал с бородкой – это, как вы понимаете, Деникин и есть.
Прапорщик Чабан «не знал, почему красные дерутся с белыми и
почему вся Россия разделилась на две части - на большевиков и на небольшевиков. Правда, офицеры бронепоезда, с которыми помещался Чабан в вагоне, постоянно говорили о том, что до тех пор, пока коммунисты будут у власти, Россия не перестанет бедствовать. Но почему это должно было быть именно так - никто не объяснял, и Чабан… был чужим в среде этих капитанов, поручиков и юнкеров».
Бронепоезд отправляют на фронт, он вступает в бой. Тут прапорщик Чабан не выдерживает: он «вытащил револьвер, поднял левую руку и выстрелил в нее, в мякоть, повыше локтя… Он бросил револьвер и побежал назад…» Его контузило. Очнулся он уже понимая, что правда – с красными: «Когда он очнулся, поезд мотало… Вокруг стонали люди. Громадный красный солдат в зеленом крылатом шлеме с пятиугольной звездой пожимал руку рабочему в белом фартуке с молотом. Тяжелая цепь, разорванная пополам, лежала у их ног.. И прапорщик Чабан никак не мог понять, где он это видел: во сне ли, на станции, или наяву. Но он уже знал, что именно это правда, это - настоящее.
Читать дальше