Сергей Синякин - За несколько лет до миллениума [сборник]

Но тогда! Ах, как это славно было тогда!

Книги. С ними неразрывно связана вся моя жизнь. Это сейчас детворе стало не до книг — играют в компьютерные игры или смотрят видеомагнитофон, количество кассет для которого перевалило число книг в сельской библиотеке. А тогда книги требовались для познания мира. Книги учили всему, обязательному жизненному набору учила школа.

В Панфиловской средней школе я учился до шестого класса. Потом родители переехали в Волгоград, и станция Панфилово стала лишь местом, где я проводил свои каникулы. Из учителей школы помню свою первую учительницу Елизавету Яковлевну Козявину. Помню ее старенькой, наверное, она тогда уже и была такой. Елизавета Яковлевна жила в маленьком домике на той же улице Демьяна Бедного, где жили мы с родителями и где после переезда остались дед с бабкой. Помню, как мы собирались у Елизаветы Яковлевны вечерами и крутили на диапроекторе пленки, на которых нечто подобное современным мультфильмам, но состоящее из отдельных взаимосвязанных рисунков с текстами под ними, чередовалось с познавательными лентами, которые тогда выпускала московская студия «Научфильм». Теперь я понимаю, что Елизавета Яковлевна и после школы занималась нашим воспитанием и обучением, но тогда эти вечера казались приятным времяпровождением.

Еще я помню учителя физики и географии по школьной кличке Глобус, которую ему дали за мощный бритый череп, и учительницу пения по имени Татьяна с ангельски прекрасным лицом и тоненькими ногами. В это лицо я долгое время был тайно влюблен, но именно в лицо, потому что как личность учительницу я совсем не знал. Позже она вышла замуж, но замужество оказалось неудачным, муж пил и даже бил ее по этому прекрасному ангельскому лицу — обычная судьба ангела в сельском захолустье, где пудовая грязь на резиновых сапогах обязательно тянет людей в прошлое, зачастую не давая им расправить крылья.

Помню еще учительницу биологии Чернову. Ее дочь — Ольга Чернова — училась со мной в одном классе. Потом, уже через много-много лет, судьба нас с Ольгой столкнула в Волгограде и от этой встречи осталось несколько фотографий. На них Ольга совершенно не похожа на ту девочку, с которой я когда-то учился в школе. Мать ее запомнилась тем, что однажды после веселой практики в школьном саду записала мне в дневник замечание «На уроке практики свистел и кушал арбузы». Сейчас это замечание вспоминается с улыбкой, но тогда я искренне убивался — как же так, ведь она вместе с нами ела эти арбузы, почему же она записала мне замечание? Как же так, ведь все вокруг свистели, почему же отметили меня одного?

Как оказалось, я неплохо помню детство. Еще у нас был учитель физкультуры Геннадий Петрович по кличке Гыгы, которая ему была дана за идиотский смех. Он был худ и долговяз. Вторым учителем физкультуры был крепыш по фамилии Амочаев, как следствие своей фамилии, он позже переехал в зерносовхоз «Амо», который, как нетрудно было догадаться, находился за Амовским бугром, или иначе говоря — за кладбищем.

Школа жила своей жизнью, а мы жили своей. Так продолжалось до двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Господи, спроси сегодняшнюю детвору, чем же так славен этот день, держу пари, немногие с ходу назовут знаменательное событие, положившее основание Дню космонавтики, — полет Гагарина в космос. Это сейчас к космическим полетам привыкли и они стали научной рутиной, в которой романтика отошла на второй план. Но тогда! Именно в этот день!

Утро было фантастическим. Торжественный голос диктора — уж не Левитан ли это был? — сообщил, что впервые в мире на околоземную орбиту доставлен корабль, пилотируемый человеком. И этим человеком оказался майор Юрий Алексеевич Гагарин, который в космос взлетел старшим лейтенантом, а приземлился майором, только что ему было это армейское звание, если он приземлился первым человеком, побывавшем в космосе! Первым, черт побери!

Уроков в школе не было. Все смотрели в небо, еще не зная, что сообщение ТАСС прозвучало, когда Гагарин уже приземлился в заволжских степях. В деревенской библиотеке в момент расхватали все популярные книги по астрономии и космонавтике. Одним из изданий, пользовавшихся особым спросом, стал фолиант Гильзина «К далеким мирам», в котором был изображен фотонный корабль, стартующий к далеким звездам. Да, братцы, это был момент национальной гордости! Мы еще не вылезли из колымских лагерей, из доносов, из разрухи последней войны, но уже смотрели на звезды. Теперь они казались такими же близкими, как лампочки на невидимых в ночи столбах!